Нет, в одиночку Польша не собиралась воевать с СССР: понимала, что на дворе – не двадцатый год, а по ту сторону границы – не молодая Советская республика, а авторитетный СССР. Поэтому Варшава активно набивалась в компаньоны: то – Англии с Францией, то – Германии. Последнюю активно поляки начали обхаживать в канун Мюнхена и вскоре после него: понимала Варшава, что наиболее перспективным агрессором является именно Гитлер. Перспективным с точки зрения перспектив для Варшавы. Пусть даже и в качестве объедков с барского стола: Польша не возражала против участи прихвостня-шакала из сказки Киплинга «Маугли».

Сталин, разумеется, был знаком с настроениями польской шляхты. Ему, конечно же, передали слова генерала Польской армии Кирхмайера: «На основе фактов польско-германского сотрудничества в политической области, и ввиду претворения в жизнь в течение 1938 года плана войны против России и строительство укреплений на востоке, а не на западе, у меня сложилось впечатление, что мы вместе с Германией готовимся к войне с Россией».

Польша не ограничивалась словами: пыталась бряцать и оружием. Так, одиннадцатого марта тридцать восьмого года поляки спровоцировали инцидент на польско-литовской границе: «Вперёд на Каунас!». В планах Варшавы Литва всегда подавалась «на первое»: какая же Речь Посполитая без Литвы?! Помешал СССР – двумя решительными заявлениями от шестнадцатого и восемнадцатого марта, и не менее решительными перемещениями войск вдоль границы с Польшей. Разумеется, этот факт лёг дополнительным камнем в фундамент антисоветских планов Варшавы.

Вскоре начальник Разведуправления Генштаба Красной Армии положил на стол Сталину доклад польской военной разведки, в котором прямо говорилось о том, что «расчленение России лежит в основе польской политики на востоке… Главная цель – ослабление и разгром России». В январе тридцать девятого Бек не менее прямо заявил германскому коллеге Риббентропу: «Польша претендует на Советскую Украину и выход к Чёрному морю».

Не забывала Польша и соседей: вскоре после заключения Мюнхенского соглашения, Польша при содействии Гитлера предъявила Праге ультиматум на Тешинскую область. И получила её! Разумеется, это не могло не способствовать «росту национального самосознания» Польши. Заодно это не могло не способствовать и росту иллюзий относительно польско-германского союза против «варварской России».

Именно поэтому Варшава отклонила все предложения СССР о сотрудничестве: «Восточный пакт», совместные гарантии Прибалтийским государствам, участие в советско-англо-французских переговорах тридцать девятого года. Да и о каких гарантиях прибалтийским государствам могла идти речь, если в секретном приложении к польско-английскому договору от двадцать пятого августа тридцать девятого года Литва объявлялась сферой интересов Польши!

Весь тридцать девятый год Польша активно противостояла «миротворческим поползновениям России». Так, двадцать первого марта увидела свет декларация правительства Великобритании: «СССР, Англия, Франция и Польша: обязуются совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для оказания сопротивления действиям, которые составили бы угрозу политической независимости любого европейского государства». Восемь дней после этого английский посол Кадоган уговаривал Варшаву «составить компанию» – а на девятый информировал Лондон: «поляки категорически заявили, что не примкнут ни к какой комбинации, если участником её будет СССР».

Оставаясь последовательным антисоветчиком и русофобом, в мае того же тридцать девятого Юзеф Бек отклонил предложение СССР о заключении договора о взаимопомощи. Уже начинало припекать – и не только пятки – а двадцатого июня «героический» министр иностранных дел поручил своему заместителю Арцишевскому встретиться с германским послом фон Мольтке и мужественно заверить последнего в том, что Польша не заключит никакого соглашения с Советским Союзом. Девятнадцатого августа то же самое Бек – уже лично – сообщил послу Франции Ноэлю: «Мы не имеем военного соглашения с СССР, и иметь его не желаем».