– Ну, что Вы, товарищ Сталин? – улыбнулся Шапошников – и взялся за карандаш.

– А что у тебя, Вече?

Сталин пустил струю дыма в сторону Молотова. Предсовнаркома разгладил пальцем короткий ус.

– Сегодня Шуленбург опять просил меня – а в моём лице советское правительство – сообщить ему дату наступления Красной Армии. Сослался на запрос Берлина.

Сталин хмыкнул.

– Так ведь позавчера уже просил – и о том же самом?

Молотов покривил щекой – и развёл руками.

– Теперь не отстанут. Будут «душить», пока мы «не сознаемся».

Сталин и Ворошилов рассмеялись. Шапошников, занятый поправками вождя, участия в общем веселье не принимал.

– Ну, и что ты ему ответил?

– Сказал, что время ещё не пришло.

– Он, конечно, «обрадовался»?

– Ещё, как! – хмыкнул Молотов. – Но с меня – что возьмёшь? Я ведь – «Господин Нет»!

Ещё немного посмеялись. Совсем немного: вождь не дал «развернуться».

– Кстати – насчёт «обрадовался».

Сталин вернулся к столу, и быстро нашёл нужную бумагу.

– Тут мне сегодня докладывал начальник Разведуправления.

Никто, в том числе и военные, не стал делать удивлённых лиц: начальник Разведуправления Генштаба докладывал Сталину напрямую, минуя все инстанции. Ну, вот «так получилось». Разумеется, никого этого не удивляло и не возмущало.

– Так, вот: его данные вполне согласуются с тем, что сказал ты, Вече.

Сталин протянул бумагу Молотову.

– Прочти вслух.

Вячеслав Михайлович поправил пенсне.

– «Наши энергичные усилия направлены на то, чтобы побудить русских к соучастию. Мы и сами управимся, но это для того, чтобы заставить Англию и Францию объявить войну России». Подполковник фон Форман.»

– Стратегическая информация – от подполковника?! – хмыкнул Ворошилов, но был тут же «определён на место» тяжеленным ироничным взглядом Сталина.

– К сведению товарища Ворошилова, подполковник фон Форман является представителем ОКВ при ставке Гитлера. А ОКВ – это Оберкоммандовермахт. То есть, Главное командование Вооружёнными силами. И слова этого Формана – это… не слова Формана, а запись слов Гитлера, а также концентрированное мнение военно-политической верхушки рейха. Со слов начальника Разведуправления, информация получена из кругов, близких к ОКВ. Так, что настойчивость Шуленбурга вполне согласуется с точкой зрения Берлина.

Придавив Ворошилова увесистым взглядом, Сталин вернулся глазами на лицо Молотова.

– Немцы подтягивают нас к соучастию – это ясно. Они не отказались от мысли окончательно изолировать нас в Европе. Они понимают: чем глубже мы продвинемся за «линию Керзона» – тем больше оснований будет у Запада обвинить нас в совместной агрессии. Но мы не поддадимся ни на уговоры, ни на провокации новоявленных «друзей». Так что – ещё несколько дней, Вече. Несколько дней, которые окончательно прояснят картину.

– Будет сделано, товарищ Сталин, – кивнул головой Молотов…

…Немцы энергично ломали хребет Польше. Та, конечно, «бурно протестовала» – но более серьёзных доводов в свою защиту предложить не могла. Седьмого сентября немцы вышли на дальние подступы к Варшаве – правда, сходу окружить польскую армию западнее столицы не смогли. Обрадовавшись тактическому неуспеху противника и принимая его за начало перелома в войне, девятого сентября группировка польских войск в составе восьми пехотных дивизий и двух кавалерийских бригад нанесла к северу от Кутно почти неожиданный удар по левому флангу Восьмой немецкой армии.

Генерал Кутшеба – командующий армией «Познань», в состав которой входила группировка – рассчитывал прорваться на помощь Варшаве: вокруг столицы уже смыкалось кольцо окружения.

Но удар оказался всего лишь почти неожиданным: противник не исключал такого варианта, хотя и не слишком переоценивал возможности поляков. В результате немцы быстро подтянули войска – было, что и чем подтягивать – и ударная группировка поляков оказалась для начала сама «ударенной», а затем и разгромленной. Помощь к Варшаве так и не пришла. И не только от Кутшебы, но и самая долгожданная, с Запада. Как и предполагали в Москве, Лондон и Париж ограничились дипломатическими шагами, объявив войну Германии исключительно на бумаге – да и то, не сразу. Воевать за поляков не за столом переговоров «гаранты» не собирались.