– Бонджорно, синьорина, – намного более вежливо произнёс Дженти, вставая.

– Меня зовут Лорена Ианцу, – девушка говорила с небольшим румынским акцентом, – и я приехала к вам для стажировки. Флейта, – она сделала лёгкий реверанс.

Роберто встал со стула и только теперь заметил в руках девушки небольшой футляр для музыкального инструмента. Рядом с футляром он также обнаружил стройные ноги в обтягивающих джинсах. А когда его взгляд скользнул вдоль них снизу вверх и застрял на полпути от тонкой талии к лицу, то ему пришлось волевым усилием заставить себя смотреть девушке в глаза, а не на её грудь. Глаза её были светло-серые и смеющиеся.

– Синьор Кармини шутит, синьорина Ианцу, – сказал Дженти, не глядя на девушку, – просто мы сегодня работаем в малом составе, – он слегка поклонился, – Паоло Дженти. А это наш маэстро, Роберто Кармини.

– Очень приятно, – улыбнулась Лорена, подходя ближе и протягивая руку сначала дирижёру, потом Дженти.

– Рады познакомиться, – пробормотал Роберто, стараясь не опускать взгляд ниже. О, это было чертовски трудно! Потому что пока она шагала от двери, генерируя соблазнительные мягкие волны, прокатывающиеся по ткани её блузки от естественных колебаний груди, выдававших отсутствие нижнего белья, его воображение успело дорисовать и совершенную форму, и размеры, и… В общем, было трудно.

– Откуда вы к нам приехали, синьорина? – спросил Дженти.

– Из Румынии, консерватория имени Порумбеску. Наш профессор знаком с синьором Мокинелли, и…

– Ах вот оно что, – сказал Роберто таким тоном, будто только что постиг тайны Вселенной, – ну тогда вам придётся подождать его возвращения. Когда он вернётся, синьор Дженти? – повернулся он к скрипачу.

– Обещал в субботу, – ответил Дженти, теперь не отрывая взгляда от блузки.

– Вы успеете выучить свою партию до субботы? – спросил Роберто.

– Я хорошо читаю с листа. Но если бы вы мне одолжили партитуру на вечер…

«Я готов весь вечер помогать вам в разучивании, синьорина!» – завопили гормоны, несущиеся в кровяном русле по сосудам молодого человека. Но вслух он был вынужден сказать совсем другое:

– Да, возьмите, только принесите её пожалуйста на репетицию.

– Непременно, – заверила Лорена, глядя на Роберто смеющимися глазами.

Роберто смутился и снова повернулся к Дженти.

– Теперь покажете ваше замечательное кафе, синьор Дженти?

– Вы с нами? – спросил скрипач девушку, поднимая, наконец, взгляд.

– А можно? Я с удовольствием! Я впервые в Неаполе и ещё ничего не видела.

– Ну-у, это легко поправимо, – придал своему голосу энтузиазма большой знаток города Роберто, совершенно не представляя себе, что делать дальше в этом направлении… равно как и в каком-либо другом.

Они втроём направились к двери зала, и в заунывной мелодии дня, фоном звучавшей в подсознании Роберто, запиликали игривые нотки большой флейты, что немедленно придало его походке упругости, движениям рук – раскованности, а глазам – блеска.

– Слушаю тебя, сын мой, – сказал голос из-за перегородки, когда Роберто встал на колени в конфессионале21 церкви Санта Кьяра, куда он пришёл для исповеди через несколько дней.

– Отче, я работаю с оркестром и, каюсь, мне трудно относиться с любовью к тем, кто плохо репетирует, не старается, фальшивит, не учит партии и не хочет совершенствоваться. Но из-за этого я и сам на себя злюсь. Злюсь, что не могу достичь желаемого результата, и что не умею преодолеть вялость музыкантов, воодушевить их.

– Ты испытываешь гнев?

– Ну… не бурный гнев. Раздражение. Я стараюсь его не показывать, но, наверное, меня выдает лицо.

– Гнев – это тяжелый грех, раздражение – это маленький гнев, значит и грех обыденный, – скучающим тоном произнес священник за перегородкой, – это всё?