Роберто помолчал четыре такта, размышляя. Потом сказал:

– У меня встречное предложение. Мы можем с вами сделать вид, будто все остальные музыканты присутствуют? А потом вы честно поделитесь своими впечатлениями о том, как у меня получается. Ну, а потом можно и кофе.

– Я не против, – согласился Дженти, нисколько не удивившись. – Почему бы и нет. – Он достал партитуру, разложил её и взял в руки скрипку. Роберто встал за пульт.

Наверное, со стороны это выглядело довольно странно – дирижёр и одинокий скрипач. Но Роберто привык дирижировать невидимым оркестром у себя дома, а Дженти, было всё равно, так как он давно свыкся с тем, что каждый дирижёр сходит с ума по-своему. Однако в процессе игры, видя с какой искренностью Кармини работает за пультом, он тоже увлёкся, представив себе полный состав оркестра, который тотчас же зазвучал в его голове. Для музыканта это было нетрудно. Чтобы подыграть молодому человеку в его рвении, Дженти даже решил усилить эффект присутствия и где-то в середине увертюры стал морщиться, слегка повернув голову в сторону того места, где обычно сидела синьора Гуччо.

Роберто понял намёк и остановил невидимых музыкантов.

– Синьора Гуччо, будьте добры, подтяните вторую струну. Синьор Дженти, дайте ре пожалуйста. Да, я это уже слышал, синьора, но тогда вообще снимите эту струну с инструмента и играйте на трёх. Или используйте скордатуру20. Спасибо, продолжим, с того же такта, первая доля.

– Ну что же, сегодня вы звучите намного лучше, почти хорошо! – с фальшивым воодушевлением сказал Роберто, когда они дошли до финала увертюры. – А… ваше мнение, синьор Дженти?

– Я ведь не дирижёр, синьор Кармини, – вежливо начал Дженти.

– И всё же. Я вас очень прошу.

– Ну… На мой субъективный взгляд… вы… – Он положил скрипку, освобождая руки. – Я не могу давать вам советы, синьор Кармини, но такое впечатление, что вы хотите услышать от нас совершенный звук, который вы себе несомненно представляете, но поскольку мы к этому ещё не готовы… большинство из нас, по крайней мере… это вызывает у вас внутреннее напряжение. А оно, в свою очередь, может трактоваться музыкантами как недовольство. Со всеми вытекающими последствиями.

– И как мне от этого избавиться? – подавляя раздражение, спросил Роберто.

– Я не знаю. Это очень индивидуально.

– У вас такого никогда не бывает?

– Поначалу бывало… Но я давно уже перестал быть перфекционистом. Это вредит общению.

– Синьор Дженти, но нельзя же играть равнодушно или небрежно. Это же будет настолько очевидно, что и публика это услышит. Мы же в Неаполе!

– Синьор Кармини, что вы хотите от городского оркестра? Посмотрите вон на оркестр Театра Сан-Карло, что у них творится. Они – профи, а как их лихорадит. Извините, но мне кажется… Я бы на вашем месте, несколько опустил планку, для начала. Вот синьор Мокинелли, он не…

– Да-да, – перебил его молодой дирижёр, – я примерно знаю, что вы скажете. Такое спокойствие, уверенность, доверие… а где результат? Если впереди конкурс, то где амбиции?

– Синьор Кармини, для моих коллег это ведь не работа, а хобби. Ну какие могут быть амбиции за тысячу лир в час? Скажите спасибо, что у них вообще есть желание тратить своё личное время на эти репетиции.

– Да уж… Это заметно, – показал Роберто на пустой зал. – Желание прямо-таки налицо…

Дженти лишь развел руками.

В этот момент раздался стук в дверь, затем она открылась и на пороге появилась девушка.

– Простите, синьоры, здесь репетирует католический симфонический оркестр города Неаполя?

– Да, синьорина, и он перед вами практически в полном составе! – Роберто и не пытался скрыть своё настроение.