от нападок своих сторонников. Ни один из лейдов не обладал достаточным влиянием, чтобы объединить их всех для достижения общей цели.

После смерти Гримоальда и его сына единственным потомком Пипина Старшего по мужской линии стал ребенок, названный в честь деда и родившийся от брака святой Бегги с Ансгизилом. Этот ребенок, который должен был стать Пепином Геристальским, наследником в той же степени, что и два человека, обладавшие наибольшим богатством и властью в регионе, рос среди внутренних и национальных бедствий и видел, как рушится двойной престиж, который ему, казалось, было суждено поддерживать. Его отец, Ансгизил, умер молодым, убитый личным врагом. В этом случае Пипин проявил свою энергию: еще не будучи подростком, он собственной рукой убил убийцу40. Ему потребовалось еще много борьбы, чтобы постепенно вернуть себе то высокое положение, с которого революции сбросили его народ. Ни возраст, ни заслуги не позволяли ему играть публичную роль в 660 году. Более того, история Австрии в это время очень бледна: именно при дворе Нейстрии на какое-то время произошли новые взлеты и падения борьбы двух монархических и аристократических начал.

Некоторые историки приписывают Эброину глубокие политические комбинации и целую теорию социального нивелирования при бесконтрольной королевской власти. Это слишком самонадеянно компенсирует неадекватность и путаницу современных описаний. Логика событий и характер человека, кажется, гораздо лучше отражены в этой оценке историка каролингских институтов: Я не знаю, хватило ли у мэра Эброина ума понять свою собственную историю, и не следует ли свести всю его политическую систему к инстинкту неупорядоченной страсти, которая находит цель и удовлетворение в самой себе; но историческое значение этого не может быть проигнорировано. Он взялся освободить королевскую власть, хранителем которой он был, от постоянного гнета объединенных против нее аристократических интересов, не считая нужным сохранять для себя, в ущерб принцу, которому он служил, все, что он мог вырвать у их общих врагов41.

Этот человек предстает перед нами во всей своей красе: амбициозный, полный дерзости и ресурсов, без принципов, без угрызений совести и каких-либо моральных ограничений, снедаемый потребностью доминировать и бояться, приносящий в жертву своей гордыне даже те интересы, которые он поставил перед собой задачу защищать!

Он шел прямо к своей цели, презирая как союзников, так и противников. Вознесенный к власти благодаря заслугам королевы-матери, именно против нее он впервые применил свой гений интриги и заставил ее покинуть дворец, где до тех пор она властвовала как хозяйка. Единственный человек в Нейстрии, попытавшийся сравниться с ним по влиянию, епископ Парижский Сигебранд, вскоре поплатился жизнью за эту безрассудную попытку. Дав себе, так сказать, свободу действий, он запутал весь народ в обширные сети тиранической администрации. То, что он позаботился поставить во главе пап, в нарушение декрета 614 года, графов по своему выбору, в которых слабость их характера или смирение их состояния обеспечивали ему послушное орудие, достаточно показывает мотив его враждебности к прерогативам аристократии.

После десяти лет борьбы, думая, что подавил всякое сопротивление, он наконец наложил руку на самую заветную привилегию леудов. После смерти Хлотаря III в 670 году он запретил им собираться для избрания нового Меровинга, а сам провозгласил своим авторитетом третьего сына Хлотаря II по имени Теодерик. Но этот государственный переворот оказался для него не более успешным, чем для Брунехильды. Внезапно старый дух германской независимости вновь пробудился. Забыв на мгновение о своих прошлых раздорах, все свободные франки Нейстрии и Бургундии массово поднялись и побежали предлагать корону королю Меца. А кто, говорится в хронике, отказывался идти или пытался бежать, тот видел, что его имущество сожжено, его жизни даже угрожает опасность, и должен был волей-неволей присоединиться к остальным