Карл Любезный Владимир Москалев

Венсенский лес дремал в лучах послеполуденного солнца. Вяло шевелилась листва на деревьях по обе стороны тропы; застывшие, гордо высились одинокие, увенчанные гирляндами крупных шишек, одинокие мохнатые ели. Тень от молодых, настойчиво тянувших ввысь свои вершины, кленов и тополей, создавала какую-никакую, а прохладу. Нет-нет да и налетал легкий ветерок, резвясь как ему вздумается: то вдоль тропы, а то поперек.

По такой тропе теплым сентябрьским днем 1469 года ехал верхом человек. На нем просторный, с пышно собранными на плечах рукавами, суконный полукафтан, доходивший, по-видимому, до колен. На ногах обтягивающие панталоны серого цвета и, чуть темнее, полусапоги. На голове всадника шляпа с низкой тульей и неширокими прямыми полями. У пояса меч в окрашенных бордовыми полосами ножнах из кожи; справа, ближе к животу, – кинжал с загнутыми вверх концами перекладины.

Человека этого звали Тристан Лермит, или Тристан Отшельник. Рода он был незнатного; его отец владел поместьем близ Мулена в герцогстве Бурбон, а мать была дочерью среднего достатка купца. Их сын поступил на военную службу и сражался с англичанами под Орлеаном и близ Парижа, затем в Нормандии. Его заслуги на этом поприще были отмечены коннетаблем Ришмоном, который сделал молодого и храброго воина своим конюшим, а еще спустя несколько лет Ришмон, весьма довольный искусством Тристана вести прицельный огонь из пушек, произвел его в магистры артиллерии.

Вскоре, однако, при содействии бастарда графа Дюнуа[1], рекомендовавшего пушкаря королю как рьяного борца с дезертирством дворян из действующей армии, Тристан получил должность маршальского прево Франции. Пост обязывал ко многому. Учитывая это, а также безудержную отвагу своего подопечного при взятии неприятельских крепостей, граф Дюнуа посвятил его в рыцари. После окончания войны король Карл VII, всегда высоко ценивший доблесть и, главное, ум, по совету Дюнуа приблизил Тристана к своей особе, сделав своим советником.

Так бывший «мэтр Пушкарь» (прозвище, данное ему в свое время солдатами), понемногу обогатившись на прежних постах, вошел в силу. Поначалу он, всецело преданный королю Карлу, не желал признавать дофина Людовика как будущего государя, особенно когда тот предпринял попытку пошатнуть власть своего отца (1440 г.), а потом после серии неудачных заговоров (1456 г.) сбежал от его гнева в Бургундию ко двору дяди, Филиппа Доброго. Но, верный своему долгу служить отечеству, Тристан очень скоро вошел в доверие к новому королю, став его советником и верным слугой. Людовик по достоинству оценил его преданность, подарив ему сеньорию Бовуа, пост камергера и… свою дружбу. Отныне Тристан стал верным псом у ног своего хозяина, который поручал ему аресты подозрительных лиц, допросы и конфиденциальные переговоры. В его ведении находились тюрьмы, и его называли при дворе и в народе «бешеным карателем беспощадного короля». Своей жестокостью он возбудил к себе ненависть всех знатных людей королевства, особенно после Лиги общественного блага – союза аристократии, объединившейся в борьбе за свои привилегии и за ослабление монархии. На самом деле он не был таким уж свирепым палачом, как о том шла молва; он всего лишь исполнял волю своего господина, делая это порою с неохотой, но все же повинуясь в силу старой солдатской обязанности и веря: приказы, исходящие из уст короля, не подлежат обсуждению, ибо «сие служит на благо Франции».

Кроме Тристана, верным слугой Людовика, его «вторым псом» был Оливье ле Дэн, королевский брадобрей, уроженец одной из деревень близ Гента; но король в беседе с ним не очень-то откровенничал, зато любил поговорить об амурных делах со своим палачом, которому и доверял тайные интимные поручения.

Тристана боялись, предпочитая дружить с ним, нежели враждовать. Он содержал свой штат слуг, которые безропотно подчинялись ему; он мог приказать арестовать любого, на кого падало подозрение короля. Он следил за порядком в городе и в войсках, исполнял судебные и административные функции и был, как говорили в то время, «королем при короле». Ко всему прочему этот человек хорошо знал греческую и римскую мифологию.

Бросим короткий взгляд в пору его отрочества.

Детство он провел в имении матери, близ Шатору. В конце сентября 1419 года, спустя пару недель после того как на мосту в Монтеро был убит по приказу дофина Карла герцог Жан Бургундский, Тристан в возрасте десяти лет потерял отца. Они вдвоем направлялись в соседний городок; там жил родственник, позвавший на крестины. Отец с сыном торопились, опасаясь ливня: давно уж супилось небо. Много позже взрослый уже сын все еще помнил, как отец по дороге рассказывал ему о вольном стрелке Робин Гуде, а потом, когда они, миновав поле, углубились в лес, – о благородном рыцаре Лоэнгрине и его возлюбленной, герцогине Эльзе. Истории эти отец слышал от своей матери, а она – от причетника местного прихода.

Так они ехали довольно долго, глядя на тропу и вспугивая прятавшихся в траве редких жуков и цикад, как откуда ни возьмись – кабан! Выскочил из чащи – и, через поляну, прямо на них, опустив голову, оскалив пасть с клыком, из которой падала на землю алая пена. Отец тотчас понял, отчего зверь не кинулся прочь, а пошел в атаку: в боку у него торчала стрела, а вдалеке вдруг послышался звук рога. Охота! Раненый вепрь на какое-то время ушел от людей и теперь, повстречав двоих, вознамерился мстить. Нет никого страшнее раненого кабана, от него не уйти, всё одно догонит и вонзит клык.