– Тут ошибки! – ткнула она в страницу, где вместо «то есть» я осмелилась написать «т.е.». – Вы приехали к нам из провинции? Где учились? – продолжила она.

– Я из Петербурга, учусь в аспирантуре, – с напряжением в голосе, но гордо ответила я.

Она фыркнула, тыча в абзац о моделях адаптации к кризису:

– Это что за бред?

– Это научно подтверждено! – Я начала было перечислять фамилии ученых.

Она остановила меня взмахом руки и вызвала одну из своих сотрудниц. В кабинет незамедлительно явилась Нина Васильевна Пестунова в платье сиреневом и с глазами испуганной лани.

– Какие цифры вы давали от нашего отдела для этого документа? – Пирожкова трясла бумагами.

– Только по увольнениям! – закивала Пестунова.

– И все?

– Все, точно все!

Изучив эти цифры еще раз, Пирожкова торжественно объявила:

– Они неправильные!

Отчитав Пестунову, она выгнала нас из кабинета, сказав:

– Когда цифры замените, присылайте на согласование в электронном виде.

Уходя, я заметила над дверным проемом в ее кабинете крест – такой же, как во всех кабинетах СТА.

Нина Васильевна шепнула мне в коридоре, что с Пирожковой нельзя спорить, нужно только соглашаться. И исчезла, будто ее стер ластиком коридорный полумрак.

Чудо случилось в конце августе. Я в очередной раз отнесла бумаги на подпись. Выходя из приемной, встретила в дверях нашего главу. Он пугал и притягивал одновременно. Пытаясь скрыть охватившую меня дрожь, поздоровалась.

Он наклонился так близко, что я разглядела седину в его щетине, и с участием спросил:

– Вас тут не обижают?

– Нет, – ответила я, а сама думала про себя: «Обижают. А ты даже не вспоминаешь обо мне».

Вскоре он пригласил нас с Петром Борисовичем на ковер.

Я смотрелась в зеркало пудреницы, когда в кабинет вошел Тюк и объявил, что в 12:00 нужно быть в приемной главы, тот нас вызвал. Времени подрисовать косметическим карандашом брови – они сегодня получились немного разной формы – уже не было. Оставалось надеяться, что глава не заметит изъяна.

Нужно успокоиться и подготовиться.

Выпила стакан воды. Перечитала начало третьей части «Идиота» Достоевского: «Поминутно жалуются, что у нас нет людей практических; что политических людей, например, много, генералов тоже много; разных управляющих, сколько бы ни понадобилось, сейчас можно найти каких угодно, – а практических людей нет…». Поскольку тема была актуальной и сейчас, я задумала в нужный момент поддержать разговор и рассказать главе о своем наблюдении, взятом из книги великого писателя. Перед такой аллюзией он точно не устоит!

По пути в приемную Петр Борисович шепнул мне:

– Аглая, только не выступайте со свойственными вам инициативами. А то на наш отдел повесят кучу дополнительной работы и будут больше спрашивать.

Его манера избегать лишней работы меня подбешивала.

В приемной секретарь велела нам подождать.

Вслед за нами зашла Пирожкова. Она резко нахмурила брови и сквозь зубы ответила на приветствие. Мы с Петром Борисовичем переглянулись. В воздухе повисло напряжение. Мы так и сидели насупившись, пока не явились другие участники совещания. Среди них была та прыщавая ассистентка, которую я видела на выступлении главы в исследовательском центре. Она прошла к кофемашине и, щурясь на окружающих, приготовила себе кофе.

Минут через пять из кабинета вышел Морозов. Секретарь спешно напомнила ему, что нужно подписать срочные документы. Он стал подписывать, стоя перед стойкой секретаря.

Пирожкова преобразилась, будто стала стройнее, лицо мягче, брови подпрыгнули вверх, глаза расширились, оказалось, что она может улыбаться. Присутствие главы озарило ее лицо, она проворковала нежно: