В углу по брошенному сухому липовому чурбачку пошла трещина, и из него вылез нахальный зеленый побег. Вот ведь как не вовремя! И рога, и это!

А все потому, что какой-то малахольной не сидится дома!

Крэй решил пойти простым путем: если что-то случилось и не несет вреда — проще это принять. И пройти мимо. Обдумать и потом можно, лет через десять, он еще не совсем развалина, успеет.

Только вот в данном случае способ не годился — член стоял здесь и сейчас, приподнимая не только набедренную повязку, но и одеяло.

Внутри, в животе и под коленями, сладко тянуло, словно ему тридцать, а не триста, сейчас самая весна и вот-вот растает снег. Крэй вдохнул полной грудью и раздраженно выдохнул — весь лес, вся хижина, казалось, пропитались запахом чужачки. Чтоб ее хтонь сожрала!

Крэй почесал рога еще раз, раздраженно сунул руку под одеяло и ухватил крепкий ствол. Природная магия в хижине завихрилась и стала куда гуще. Первое движение, второе, и тонкие ручейки, голубоватые и зеленоватые, нежно прижались к Крэю, ластясь и лаская. Крэй провел по члену еще раз, еще, чувствуя, что все случится быстро. Позабытое ощущение восторга стянуло спину, заставляя выгибаться и дышать тяжелее, резче…

10. 10.

И тут эта магичка в лесу чихнула. Легкую туманную магию как серпом сбрило, она отпрянула в углы и там обиженно рассеялась.

— Чтоб тебя кикиморы сожрали! — промычал Крэй, словив судорогу в животе, и оборвал нелепое желание накрыть башку подушкой. Во-первых, рога. Во-вторых, а толку?..

Желание, спугнутое чужачкой, сгинуло бесследно. Что за напасть!

Под утро Крэй не выдержал — вышел тайком из хижины через черный ход. В сумраке и темноте он видел одинаково хорошо, а вот солнечный свет хоть и любил, но старался в ясный день реже смотреть вверх — глаза слезились.

Сейчас вокруг еще вовсю клубился утренний туман — сырой и густой. Где-то глубоко в чаще, где располагались развалины, заунывно ныла хтонь. Ее мучил радикулит. Похоже, завтра сменится погода.

Крэй, медленно ступая, пошел туда, где новый чужой запах был сильнее всего.

Гостья свернулась у еловых корней, закуталась в плащ и спала так сладко, что ее сейчас не могли бы добудиться не только утренние птицы, но и волчья стая хором. Темные ресницы крепко сомкнуты, растрепавшиеся пряди упали на щеку, рот приоткрыт.

Крэй постоял возле спящей. Убить сейчас? И что в этом? Странная чужачка пока еще не успела навредить, да и сомнительно, что сможет — слишком дурная. Зато наблюдать за ней забавно, да и…

Внутри опять колыхнулась растревоженная магия. Крэй скривился. Что ж за несчастье!..

Он дотронулся до лба чужачки, делая ее сон еще крепче. Кожа под пальцами оказалась нежной и мягкой, словно ягода малины. С пушком.

Девушка промычала что-то, облизала губы и перевернулась на другой бок, выставив из-под плаща округлый задок, с которого сползли штаны, открывая полоску светлой кожи.

Крэй шумно выдохнул через ноздри. Навязчивый запах усиливался, мешал думать и очень, очень отвлекал. И еще от него все больше чесалось основание рогов.

Крэй осмотрел ловушку на тропинке, покачал головой, дивясь чужой незамутненности, а потом порыскал в своем кошеле.

Игра всегда интереснее, чем убийство. Вот убьет он магичку, и что? А тут шанс разузнать, кто это и зачем пришла. Расспросить. Неспешно.

Крэй ощутил внутри давно позабытую щекотку азарта. Чудеса, то член встает, про который он и думать забыл двести лет как, то хочется с хтонью на сундук золота и мешок шишек поспорить, что магичка попадется в подготовленный капкан…

Крэй уселся неподалеку, оперся о ствол, замер и стал ждать. Синичка-гаичка слетела к нему на плечо, поискала что-то в шерсти на груди, попрыгала на рогах, попыталась выдолбить в них дырку и наконец улетела, вереща, вспугнутая внезапно глянувшим на нее желтым глазом.