На плите бурлит соус, в духовке запекается мясо, а на столе аккуратно разложены нарезанные фрукты, хлеб и овощи. Фрукты Камаль покупал для меня. Сам почти не ел, а меня заставлял. Стоял над душой, пока не съем целую тарелку.

Говорил, что мне нужны витамины.

А на деле мне нужна была свобода. И за брата сердце ныло.

Стол был усыпан самыми разными фруктами и сладостями, и для этого даже не нужно было выходить из дома. Камаль заказывал доставку. Так безопаснее.

Поэтому я готовила без перерывов.

Хотя мне кусок в горло не лез, ведь с каждыми новыми сутками, проведенными в заточении, я ловила на себе его более явные взгляды.

Тягучие. Медленные.

Взрослые…

Таким взглядом не смотрят на прислугу или на домработницу, которой я ощущала себя всю эту неделю. Нет. Таким взглядом… раздевают и трахают…

Поэтому с каждым днем одежды на моем теле становилось все больше, только от его взглядов это, увы, не спасало.

Я делаю глубокий вдох.

На часах дело близится к ночи, но по факту я не видела солнце вот уже неделю. Камаль не отпирает ставни на окнах. В доме всегда ночь. Я стараюсь готовить еду до десяти вечера, пока в доме не вырубило электричество.

Воздух наполняет аромат специй, масла и чего-то терпкого, пряного. Я уже не считаю, сколько времени я провожу на кухне, но за эту неделю я привыкла, что мои дни проходят в однообразном ритме: готовка, уборка, редкие встречи с хозяином этого бункера.

Камаль…

Он залечивал свои раны, тренировался, набирал вес и силу.

Его аппетит поражал меня. Каждый раз он ест так, будто не верит, что завтра снова будет еда. Проглатывает мясо, сдирая куски зубами, жадно пьет сок, который я делаю из свежих фруктов в соковыжималке, а потом откидывается на спинку стула, молча, тяжело дыша. Все чаще я ловлю его взгляды, когда он на мгновение задерживает внимание на мне. Он ничего не говорит, но…

Но я вижу в его глазах благодарность… вперемешку с голодом… который не утоляется едой…

Он утоляется сексом, но у Камаля нет женщин…

Он уходит из дома под вечер, оставляя меня одну, но возвращается такой же голодный, хотя каждый раз я молюсь, чтобы в этот раз от него пахло женскими духами.

Я понимаю, что это абсурд. Ему не до чужих женщин. Он горит жаждой мести и наживы, но для меня каждая ночь все равно как на пороховой бочке…

За эту неделю я изучила дом. Издалека он казался небольшим, но на самом деле он огромный. С множеством комнат, с длинными коридорами, в которых легко потеряться. Я даже нашла библиотеку, старую, пыльную, с детскими и взрослыми книгами. Я прочитала одну детскую. Читая сказку, я пряталась от суровой реальности…

Еще в доме была детская. В розовых тонах. Для девочки.

Моя нервная система дала сбой, когда я увидела ее. Неужели он планировал прятать здесь свою семью? Точнее не свою, а ту, с чужой дочкой…

Но самое главное – я узнала про подвал. Камаль строго-настрого запретил мне туда спускаться, но он туда спускался часто. Я видела лестницу. Она была жуткая, но Камаль пропадал там часами напролет…

Я накрываю борщ крышкой и помешиваю соус для телятины. Салат поливаю оливковым маслом и добавляю французские травы.

Ужин почти готов.

Раньше я готовила для мамы и отчима, а с пятнадцати лет подрабатывала в ресторане русской кухни – возможно, именно поэтому мне было так легко угодить Камалю во вкусовых предпочтениях…

Мысли плавно перетекают к маме.

Она не будет меня искать.

Я не нужна ей.

Теперь у них с отчимом общий ребенок, а я давно стала лишней. Мы с братом были для них обузой, ненужными ртами, от которых было проще избавиться, чем содержать.

Папа умер, когда мне было всего десять, а брату восемь. Чуть позже мама нашла новую любовь. Отчим, которого она выбрала, оказался человеком жестоким, властным. Когда у них родился ребенок, мама растворилась в новой семье, а мы с братом стали для них проблемой. С самого рождения малыш был слабым, часто болел, и деньги на его лечение уходили огромные. Тогда отчим предложил выход – избавиться от нас.