И вот сидит мой сосед и с гордостью говорит: мобильник новый подарили. Набирает телефон жены и начинает говорить таким семейным голосом. Не командирским, а тихим – сразу видно, что служил по интендантской части.

– Завари шиповнику, е… твою мать, лекарства… б…дь, сумку забери на х…

И далее: сплошные матери, п…ды и прочее…

Я сижу и представляю себе женщину на другой стороне телефона.

И вдруг грудь у меня так сдавило, прямо до невозможности. Давление что ли?

Надо, наверное, выйти на улицу и подышать свежим воздухом.

(армия, больницы)

«…Когда я встречаю человека с "общественным интересом", то не то чтобы скучаю, не то что враждую с ним, но просто умираю около него. "Весь смолкнул" и растворился: ни ума, ни воли, ни слова, ни души. Умер».

Согласен полностью с Василием Васильевичем и испытываю нечто похожее.

Но… Родимые пятна… Семидесятые… И где-то в уголках души все еще шевелится…

Лежал в больнице, скучал, слушал разговоры соседей… Мировой заговор, Чубайс, Путин, Сталин, советская власть, опять Чубайс… И думал: когда и как власть денег распространилась лично на меня? Не в виде впервые полученного доллара, а в виде более тонкой материи? Как мысль об этой власти проникала в мое сознание, как сломала барьеры?

Понятно, что проникала, как – правда. И я вспомнил так ярко – «Литературная газета», «Неделя». Начало перестройки, даже еще раньше. Статьи, статьи, статьи… И в них то, что мы все знали и без них. Во что свято верили. Самые верные механизмы – простые, надо убрать Госплан, чиновника, оставить производителя наедине с покупателем, а между ними только – деньги, и тогда!!! – производитель будет производить, и появится все: джинсы, жвачка, мягкая туалетная бумага! Убираем человека с его предпочтениями и с потолка взятыми планами, и будет все – что покушать и надеть! Это – всеобщий закон. Правда жизни.

И вот – свершилось. Есть джинсы, кока-кола…

А мысль все та же: надо убрать чиновника.

И тогда… Что?

Верю ли я в это сейчас? А если – нет, то во что я верю?

Пожалуй, в человека – с его предпочтениями.

И не хочу – власти всеобщего закона.

(больницы)

Давненько я не баловал себя больничными байками.

Ну, что сказать? Бесплатная медицина семимильными шагами идет к своему концу.

Ночь. Кардиореанимация. Лежу себе и наблюдаю в окно за луной, на которую облака то набегают, то от нее – убегают. Прямо под луной церковь.

Красота!

Мимо все время ходит палатный врач. Подойдет – посмотрит, пошепчет чего-то себе под нос, а потом мне: с вас три пятьсот одной бумажкой!

И так за ночь – раз десять. В конце концов я, продолжая рассматривать луну, думаю уже только об одном: а что это такое – три пятьсот одной бумажкой?

Может, сто долларов – по какому-нибудь особому, минздравовскому курсу?

Скорее всего, что так. И что же это получается? Раньше в «бесплатной» медицине брали хотя бы за результат, а тут – сразу за место? Как в платной?

«Пошел бы ты куда подальше», – решил я и скоро уснул.

Но перед сном мне было видение: хоронят советскую власть, уже не останки, а какие-то косточки – кусочек черепа, фалангу пальца, кость – берцовую, а я, старый, матерый антисоветчик, стою у могилы и плачу навзрыд.

(больницы, ХХI век)

Но заснуть мне не удалось. О политике говорить не хотят. Но раньше говорили хотя бы о бабах!

И я стал вспоминать, как лежал в середине семидесятых в клинике на улице Россолимо. Там была большая, чуть ли не десятиместная палата. И народ был языкастый, шумный, и говорили, в основном, – о бабах. Я был самый молодой, а все остальные – мужики солидные. Через все эти разговоры красной нитью проходили четыре главных тезиса: все бабы – б…ди, все бабы – суки, все бабы – стервы и все бабы – дуры. Это само по себе не требовало доказательств, поэтому все остальное – были сплошные комментарии. И между рассказчиками всегда и во всем царило полное согласие.