Он замолчал на минуту. Потом сказал, растягивая слова:
– Д-а-а-а. Раньше были времена, а теперь – моменты!
(Москва, попутчик, ХХI век)
Сны о России
Главная площадь в маленьком европейском городке. Ратуша, кафе посередине. Напротив – эстрада. Мы только что отыграли концерт, и наш финансист расплачивается с гитаристом, который договорился играть с нами летний сезон. А уже – осень, и он и так протянул с нами слишком долго.
– Ты не останешься?
– Нет, извините, ребята.
Мы наняли его за половину заработанных денег. Он берет пачку – почему-то игральных карт и пересчитывает:
– Окей, десять тысяч долларов. Пока, ребята!
Мы с грустью смотрим, как он забирает свои манатки и уходит, не оглядываясь.
Вдруг я замечаю, что прямо рядом со сценой примостился странный парень в сером плаще на пару размеров больше, чем надо. У него длинный нос и жесткие усы, как у запорожца.
– А ты – не играешь на гитаре? – неожиданно спрашиваю я его.
Парень улыбается, переходит площадь и скрывается за стеклянными дверями какого-то офиса.
Вечер. Часы на башне пробивают шесть. Мы сидим, развалившись, за круглым столиком и потягиваем пиво.
– Что делаем дальше, ребята?
Краем глаза я вижу, как из стеклянного офиса выходит парень в плаще и идет прямо к сцене. Наши помощники возятся там с аппаратурой.
Он берет гитару и говорит о чем-то с ребятами. Потом подходит к микрофону, подстраивает гитару и начинает играть.
Мы замираем, и сердца наши перестают биться. Да, сразу понятно – он не великий гитарист, но он… он… Боже! Я немею и не могу оторваться от его игры.
Когда он заканчивает, мы орем:
– Парень! Браво! Кто ты, как тебя зовут?
– Меня зовут – Фрэнк Заппа!
– Здорово! А мы – Grand Funk Railroad!!!
Мы вскакиваем, поднимаем бокалы и пьем за здоровье усатого парня в сером плаще…
Сегодня Фрэнку Заппе исполнилось бы 70 лет.
(сны, рок-музыка, ХХI век)
Видения
Скажем, был на Монмартре. Потом приезжаешь в Торжок. Попил пивка, зашел в магазин, вышел на набережную, погулял. Вернулся в гостиницу, поспал, встал, съел холодца. Вечером выходишь – батюшки! Где я? Все кругом – родное, неуловимое. Только язык другой.
Или: вечер, холод, метро Профсоюзная. Народу – никого. Автобуса не дождешься, денег на такси – жалко.
Господи! Где я? Ветер дует с гор, снег, Карпаты, 74-й год. Промерз до костей, но – плевать. Как было хорошо! Вот и КПП. Часть спит, до подъема еще два часа.
Ложусь поверх одеяла, руки – под голову. Снимать сапоги? Пошло оно, по барабану. На бок – и все. Мертвый сон. Счастье.
И почему, почему, каждый раз, когда ночь, Профсоюзная, вспоминается именно это?
(Москва, ХХI век)
Об архитекторах
Согласитесь, если архитектор строит дом этажей в пять, пусть даже он кривой и косой, никому от этого ни холодно и ни горячо. Но если архитектор строит дом высотой с телебашню и ставит ее на Мосфильмовской улице так, что ее видно со всей Москвы, и безвозвратно уродует единственный в Москве вид на Воробьевы горы, он, как минимум, не может не привлечь к себе внимание. И тот, кто строил, и тот, кто давал согласие на то, чтобы в его городе появилось подобное безобразие.
Никогда не поверю, что человек ростом метр девяносто или под два метра будет строить огромное здание, похожее на элеватор, покрывать его туалетной плиткой и ставить на самое видное место.
Я думаю, что в систему приема архитектурного института надо вводить следующее обязательное правило: архитектором может быть только человек не ниже 1 метра 80 сантиметров. Это будет своего рода гренадерский полк. А вот в дизайнеры – пожалуйте, хоть метр пятьдесят! Это будет пехота.
(Москва, ХХI век)