В конце лабиринта из коридоров охранник зашёл в небольшой склад и вынес Малышеву чёрный целлофановый мешок с комплектом постельного белья и туалетными принадлежностями. Затем отвёл его в комнату, из распахнутых дверей которой доносилась такая громкая музыка, что болезненно резала по ушам.

Там на двухспальной кровати сидели двое чернокожих, дымили сигаретами и резались в карты. Духота стояла, как в бане, да ещё к тому же в нос шибануло ядрёным зловонием пота, но единственное окошко в верхней части наклонной стенной ниши было закупорено наглухо. Слева у стены находился старомодный умывальник с облезшей и заржавевшей металлической раковиной, на кранах которого не было даже простейшего смесителя с резиновыми трубками. А на столе вместе с грязной посудой, сигаретными окурками и засохшей апельсиновой кожурой лежали нескольких банановых связок и бутербродов с колбасой.

«Чего больше всего боялся, то и получил… – раздражённо поморщился Малышев. – Ну почему если невезёт, то обязательно мне?!»

Охранник приблизился к одному из негров, высокому, худощавому весельчаку, который, видимо, был хозяином комнаты, наклонился и что-то сказал.

Тот понимающе кивнул, потянулся рукой к магнитоле, стоявшей рядом на тумбочке, и убавил звук. Обнажив в радушной улыбке белозубый рот, театральным жестом предложил Малышеву располагаться на второй половине кровати.

Удостоверившись, что нового жильца приняли терпимо, охранник удалился.

Сняв и повесив куртку на спинку стула, Малышев начал заправлять подушку в наволочку.

«Надеясь, что один из них зашёл только в гости, и мы на этой кровати не будем спать втроём, – мрачно подумал он. – Хотя даже если и вдвоём, повода для радости всё равно не вижу…»

– Ты из России? – деликатно спросил у него высокий негр.

Не поднимая головы, Малышев молча кивнул.

– А мы из Африки, но последние три года я жил в Париже, – не без гордости сообщил тот. – Меня зовут Аквануа, а его Габо, – кивнул он в сторону приятеля, толстого коротышки, волосы у которого были вместе с разноцветными ленточками заплетены в косички, а пузо, не вмещаясь в футболке, оголилось и бесформенной глыбой нависало над брюками.

Малышев назвался и сердито подумал: «Рад за тебя, конечно, но было бы значительно лучше, если бы ты там и остался!»

Но, понимая, что свою неприязнь лучше укротить, иначе совместное проживание может стать невыносимым, он выдавил из себя дружелюбную улыбку и спросил:

– А зачем уехал из такого прекрасного города, как Париж?

– Да там жить невозможно, потому что пособие урезали и работать заставляют! – возмущённо воскликнул Аквануа.

– И это единственная причина, вынудившая тебя просить убежище у Англии? – поразился Малышев.

– Да-а… а разве этого мало? – недоумённо посмотрел тот. И нахохлившись, грозно добавил: – Пусть только посмеют отказать, я тогда в Международный суд по правам человека пожалуюсь!

– И я пожалуюсь, если не дадут убежище! – сразу завёлся толстый Габо. – Я уж точно этого так не оставлю!

– А у тебя какие проблемы? – с деланным участием спросил Малышев, уже и без его ответа догадываясь, что они окажутся того же рода.

– Ой, большие проблемы, большие… – сокрушённо завздыхал тот. – Дело в том, что на моём участке почти все банановые растения вдруг перестали плодоносить, но местные власти отказались дать другой, – вот какие негодяи! Просто ужасающее нарушение прав человека!

– Да, парни, дела у вас… – только и сказал Малышев, опустив глаза, чтобы скрыть иронию и презрение.

«Будь я на месте Хоум – Офиса, гнал бы вас отсюда в три шеи! – подумал он. – Но если этим прохиндеям убежище всё-таки дадут, то я нисколько не удивлюсь. Скорее откажут тем, кого подвергали пыткам или пытались убить, – эту эмиграционную политику Англии я уже изучил достаточно хорошо.»