Увидев его, все чеченцы как по команде отпрянули в стороны и напустили на себя невинный вид. А высокий, прихрамывая на правую ногу, приблизился к охраннику, протянул ему свой нож и с возмущением завопил:

– Этот нож мы отняли у русского! Он хотел им меня зарезать! Арестуйте его! Арестуйте!

Малышев презрительно покосился в его сторону, но промолчал.

А охранник, не долго думая, вдруг подскочил к нему и выпустил из баллончика в его лицо струю слезоточивого газа. Затем резко заломил руки за спину, защёлкнул на запястьях наручники и потащил в караулку.

Около минуты Малышев вообще ничего не видел, потому что из глаз ручьями текли слёзы, и режущая боль была такой невыносимой, что хотелось раздирать их руками. Затем вдруг всё прошло, только воспалённые от едкого газа глаза ещё долго оставались красными.

Вскоре в караулку вошли двое молодых, дюжих охранников, и, схватив его под руки, повели на территорию первого лагеря, к зданию приёма и регистрации. Оказалось, что в нём имеется ещё и цокольный этаж, на котором находился лагерный изолятор с несколькими камерами.

Охранники завели Малышева в одну из них, сняли наручники и, захлопнув металлическую дверь, ушли.

Камера была совсем маленькой и узкой, не имела даже окна, и в ней стоял только стол с двумя стульями.

«Похоже, что это самая настоящая провокация, подстроенная англичанами, – подавленно подумал он, садясь. – Ведь если бы это было не так, то чеченцы никогда не посмели бы затеять конфликт перед глазком камеры слежения. Да и нож у них был явно не свой, потому что в лагере всех очень тщательно обыскивают и подобные вещи изымают. Ладно, посмотрим, что будет дальше, но я так просто не сдамся!»

Через минут десять в камеру вошёл полный мужчина средних лет с красным одутловатым лицом и неприятным колючим взглядом. Поздоровавшись, он сел за стол, положил перед собой чёрную кожаную папку и спросил:

– Вы говорите по-английски?

Малышев утвердительно кивнул.

– Я представитель полиции, и мне поручено разобраться в вашем конфликте с чеченцами, – продолжал тот. – И прежде всего меня интересует то, где вы взяли нож?

– Я думаю, что об этом вам лучше спросить у того высокого чеченца, который мне им угрожал, – с ухмылкой ответил Малышев.

– Отвечать на вопрос! – раздражённо ударив ладонью по столу, прикрикнул на него тот. – Или вы не понимаете, где находитесь и в какую неприятную историю вляпались?!

– До тех пор, пока не будут просмотрены записи камеры наблюдения и сняты отпечатки пальцев с ножа, ни на какие вопросы я отвечать не буду, так как считаю, что это провокация! – вдруг решительно заявил Малышев.

– Если вы не прекратите пререкаться, то мы будем вынуждены отправить вас в тюрьму! – пригрозил ему представитель.

– Хорошо, отправляйте – огрызнулся Малышев. – Но учтите, что как только вы это сделаете, я сразу же объявляю голодовку!

– Напрасно вы так… – растерянно пробормотал тот. – Вы ведёте себя недостойно, и я уверен, что об этом ещё очень сильно пожалеете.

– Значит, чтобы выглядеть в ваших глазах достойно, я должен был признать то, чего не совершал, да? – усмехнулся Малышев.

Не ответив, представитель схватил папку, вскочил со стула и вышел из камеры.

«Хэ, когда понял, что меня голыми руками не взять, то сразу же дёру дал, – с презрением подумал Малышев. – Теперь англичане уже точно задумаются над тем, стоит ли продолжать эту подлую провокацию, и , возможно, отпустят меня.»

Малышев в своих предположениях не ошибся: не прошло и полчаса, как в камеру вошли уже знакомые охранники, отвели его во второй лагерь и отпустили.