О нём она давным-давно не спрашивала у матери – зачем? Та ей ответила бы, как всегда, «не знаю» и отвернулась бы.

Но теперь она решилась:

– Мам, а что стало с папой?

Анна сняла очки, отложила книгу:

– Разве не Колпин твой отец? Ты и фамилию его носишь.

– Конечно, конечно, он отец, я его очень люблю… Но тот, другой, он же тоже отец… по крови.

– Мне нечего добавить к тому, что он совершил преступление и его посадили в тюрьму, – строго проговорила Анна и придвинула книгу.

– А какое преступление? Он – «враг народа»?

У Анны вытянулось лицо.

– Не-е-т… С чего ты взяла?

– Но до войны многих же сажали как «врагов народа». Разве не помнишь, как было страшно?

Анна, конечно, помнила разговоры вполголоса, рассказы людей о ночном аресте соседа или знакомого, неизменно заканчивавшиеся словами: кто бы мог подумать, что он враг! Да и у неё самой перед глазами был пример Виктора Сергеевича. Хотя, нет, это другое – с ним разобрались, оправдали. Однако, она никогда не ощущала, будто жизнь в стране изменилась, что сажают с широким размахом и надо бояться за себя и близких.

– Господи, а тебе-то откуда это помнить? Где ты этого набралась?! Вас в университете этому учат?

– Нет, не в университете, – сухо ответила Лиза и вышла из комнаты с обиженным лицом.

О том, что в жизни дочери появился роковой мужчина, родители не знали, но от Анны не ускользнуло: с Лизой происходит нечто болезненное. На все вопросы следовали отговорки, впрочем, матери и так было нетрудно установить причину происходящего.

Конечно, это была не первая её любовь, но в любви красивым не везёт чаще других. Анна сокрушённо вздыхала и надеялась на быстротечное время, которое расколдует Лизу.

Увы, она не догадывалась, сколь серьёзно положение дел, потому и была сражена наповал Лизиным признанием: мама, я беременна…

Колпин от этой новости сделался пунцовым, и можно было ожидать, что сейчас грянет гром, но он вдруг спокойно сказал:

– Лиза, ты же понимаешь, что мы должны немедленно познакомиться с этим… мужчиной.

– Да, папа, – согласилась Лиза, зная наперёд, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Я не желаю знать этого твоего Колпина! – кричал Пожигайло. – Мне претят люди, которые обожают усатого! А он его боготворит наверняка?! Знаю я этих генералов!

– Почему ты так говоришь о моём отце?! – покоробило Лизу от его тона.

То, как он говорил о Сталине, Лизу уже не коробило. Её пиетет перед вождём давно рухнул под жёсткими аргументами, страстно изложенными Пожигайло. При том, что время двадцатого съезда КПСС, после которого началось развенчание Сталина, ещё не настало.

– Генерал – твой отчим! А родного твоего отца Сталин сгноил в лагере! Вот и вся правда, которую утаивает от тебя мать!

Лиза отошла к окну и взглядом сквозь слёзы замерла на пустоте за стеклом.

В комнате, которую снимал Дмитрий, было мало света, и весь он теперь приходился на Лизин профиль с большим глазом, который показался Пожигайло мокро блестящей янтарной бусиной.

Красивое всегда вызывало в нём умягчение души. Он выдвинулся из сумрака и положил Лизе на плечи руки.

– Милая, мы поженимся, будем растить нашего малыша. Но уволь меня от знакомства с твоими родственниками. И вообще, я не признаю брачного семейного родства.

Что оставалось Лизе?

– Дима не признаёт брачного семейного родства, – объявила она дома. – Поэтому он не придёт знакомиться.

Анну охватило ощущение беды:

– Дочка, ты уверена, что это тот человек, который тебе нужен?

Лиза опустила взгляд.

– Да, мама, я его люблю…

В наступившем молчании витала скорбь обречённости, когда всё плохо, но ничего не исправить.

– Ну и чёрт с ним, с этим Димой! – вдруг изрёк Колпин. – Зато у нас внук будет! Или внучка! А, мать? Разве это не счастье?!