Это, увы, с ним и случилось.

Через неделю после ареста отца арестовали и мачеху Димы. Самого же его отправили в спецприёмник для детей «врагов народа».

Надо ли говорить, сколько всего натерпелся Дима, пока его не забрал в свою семью брат отца, то есть его родной дядя, живший в Арзамасе.

Леонид Фёдорович Пожигайло был обычным работягой, трудился слесарем на войлочной фабрике, имел двух сыновей, меж которых по возрасту Дима стоял посередине.

Дружбы с двоюродными братьями не получилось. После испытанных невзгод был он замкнут, ожесточён, а братьям не слишком-то и хотелось вникать, отчего он такой. Тётка Дарья Спиридоновна ни в чём его не обделяла, правда, и относилась без какого-либо тепла, иначе говоря, поступала по-людски, да только, как необходимую работу работала – честно, обстоятельно, но без души. С самим же дядькой Дима общался мало – тот или находился на работе, или бывал занят какими-то хозяйственными делами. Конечно, парень понимал, что он для семьи обуза, а потому мечтал сразу после школы уехать. Но началась война. Во время призыва в армию у него обнаружили туберкулёз. В начальной стадии, но лежал он на излечении долго. Когда же поправился, прямо из больницы поехал на завод, чтобы устроиться хоть разнорабочим, лишь бы карточка была и койка (к службе в армии его признали негодным).

В семье дядьки Дима так ни разу не появился, а через полгода и вовсе уехал – в город Горький или, как прежде, Нижний Новгород.

Человеку всегда необходимо дойти до сути. Ложной или истинной окажется она – не важно. Для человека, нашедшего суть, она всегда – расколдованная тайна, открывшаяся правда, с которой легче жить в несчастье!

Свою правду Пожигайло давно нашёл: источником его бед была советская власть и большевики, которые отправили в тюрьму его отца (мачеху он почему-то никогда не вспоминал), отняли у него его безмятежную жизнь и счастливое будущее, большевики, которые только и могли, что насаждать нищету (а он-то уж навидался, как бедно живёт простой народ) и на свой лад переименовывать города и улицы.

Непризнание этих самых переименований стало его личным протестом, выглядевшим, конечно, нелепо, даже глупо, но щекотавшим ему нервы, поскольку содержал элемент опасности.

Однако, ничего, проносило. Не нашёлся на него «лейтенант Зотов».

Именно так подумал (и горделиво усмехнулся) Пожигайло, когда в начале шестидесятых годов прочитал в «Новом мире» рассказ Солженицына «Случай на станции Кочетовка», описывающий, как комендант этой станции лейтенант Зотов, выправляя «догонные» документы отставшему от эшелона мобилизованному артисту, сталкивается с тем, что тот не знает прежнего названия Сталинграда; заподозрив в нём шпиона, лейтенант отправляет артиста на проверку в органы НКВД. Разумеется, в случае с Пожигайло аналогия была не прямая, но напрашивалась сама собой.

Впрочем, до времени «Нового мира» – не только журнала, но и как такового, – было ещё далеко.

Проработав в Горьком на заводе, Пожигайло сразу после войны, поступил в индустриальный институт на химический факультет, однако, отучившись, трудился по специальности недолго: начав сотрудничать с районной многотиражкой, окунулся с головой в журналистику. Ну а там уж и очерки пошли, и рассказы, повести…

Своей биографии он от Лизы не скрывал, потому и воспринимала она мрачность характера Пожигайло как следствие выпавших на его долю бед. Верно говорят: если любишь человека, то и понимаешь его. Вот и мирилась она с тем, что Дмитрий бывал вспыльчив и обидчив, эгоистичен и груб.

И, конечно же, столкнувшись со столь драматичной человеческой судьбой, она не могла не думать о своём отце – том самом, из её раннего детства, память о котором всегда в ней жила.