– Ну что ты все молчишь? – не выдержал Изотов.

– Сережа, ты послушай меня внимательно, – начал Мак. – И постарайся вникнуть. Это не сразу поддается пониманию. Особенно для такого материалиста, как ты.

– Что за прелюдии, Мак?

– Степаныча на самом деле не существует, – Мак сделал паузу и посмотрел на реакцию Изотова.

Сергей ухмыльнулся и только набрал в легкие воздух, чтобы возразить, как Мак продолжил:

– И в то же время он есть. Ты просто мне поверь. Я занимаюсь мозгом не первый год. Степаныч – видимая часть чужого ментального мира. Есть люди, обладающие способностью свой внутренний духовный мир делать реальным, осязаемым. Чем-то, что можно потрогать, услышать, понюхать. Мы их называем интралами. Ну а сам этот объект, куда тебя запустил твой Степаныч, – интрум.

– А я у вас как называюсь? Алиса в Зазеркалье? – съехидничал Изотов.

– В интруме можно увидеть все прошлое человека. – Мак продолжал, не реагируя на замечание. – Все, что он помнит и пережил, весь его жизненный багаж: старые прочитанные книжки, любимые люди на фотографиях, сломанные детские лыжи, запылившееся пианино. Все, что у интрала в памяти, он может материализовать в своем интруме. Тебе его интрум кажется материальным, реально существующим объектом. Но на самом деле ты находишься в нем в своем воображении. Или в воображении Степаныча, если быть точным.

– Мак, ты наукой занимаешься или эзотерикой? – не унимался Изотов.

– Я же говорил, тебе: есть много тайн, которые я не в силах разгадать, – вздохнул Мак.

– Допустим, что это правда. И твои интралы существуют, – включил свою логику Сергей. – Но тогда зачем ему, этому интралу, запускать к себе чужого человека?

– Да, надо сказать, это довольно рискованный поступок. Не каждый запустит к себе в душу потоптаться и покурить. Ведь в интруме нельзя соврать и притвориться. Обычно эти люди пропускают в свой мир, чтобы сообщить что-то важное. Но по каким-то причинам они не могут встретиться с тобой лично.

Мак замолчал и отпил свой чай, давая Сергею все осмыслить. Изотов встал и подошел к окну. Город медленно засыпал. В окнах гасили свет, кто-то пытался приткнуть свой автомобиль на заполненной парковке, в пустом дворе тихо скрипел на качелях съежившийся от холода паренек.

– Получается, я Степаныча смогу еще встретить? – прервал молчание Изотов. – Ну, где-нибудь в метро, например?

– Теоретически, возможно. Но ты его можешь не узнать. Ведь древний старик в своем интруме, в глубине души, может быть молодым человеком.

– И все же, как я могу догадаться, что я в интруме? – задумался Сергей.

– Чем человек ярче и сильнее ментально, тем труднее отличить реальность от воображаемого. Но есть особенности, – заметил Мак. – Нельзя, например, ничего забрать из интрума и унести с собой. Ведь этого предмета не существует в реальности. И, как я уже говорил, интрал не может сымитировать или обмануть. Твой Степаныч наверняка болеет астмой и в реальной жизни.

Изотов замолчал и задумчиво посмотрел в темноту за окном. Парень во дворе встал и ушел. Качели еще скрипели и разговаривали с качающимся на ветру фонарем.

Изотову в ней нравилось все. И ее имя − Ира − мирное и редкое. В его окружении никого так не называли. И то, что она из загадочного Тургадана, куда тянуло, и о котором так много рассказывал Мак. И от этого Сергею казалось, что именно там и есть нечто, чего он еще не знает, и потому только там живут такие девушки, как Ира. Ему нравилась ее наивность и откровенность, обрывочная, оставляющая тайну. Ему нравились ее смеющиеся глаза, зеленые, как оказалось. Он где-то читал, что этот редкий цвет глаз встречается только у двух процентов населения Земли, преимущественно на севере. И от этого далекий Тургодан становился еще более уникальным и привлекательным.