Никто не ответил.

– А если ему плохо стало? – не унимался, еще полностью не протрезвевший, Изотов и стал громко, не переставая, стучать в дверь кулаком.

На этот раз дверь поддалась и со скрипом приоткрылась.

– Ну вот, я говорил, что он меня ждет. Не закрылся. – Изотов быстро прошел в темный коридор, включил свет и обомлел.

Он увидел пустую квартиру с голыми стенами и выцветшими желтыми обоями, которые кто-то уже начал срывать. Лампа грустно мигала, освещая деревянную дверь с облупившейся краской. Изотов быстро прошел в комнату, но там были те же голые стены и мутное окно с треснутым посередине стеклом. В углу стояло большое пыльное зеркало с отбитым сверху углом. Сергей прошел в середину комнаты, оставляя следы на толстом слое пыли и штукатурки. Он встал и в недоумении развел руки. Здесь явно давно никто не жил.

– Ты не ошибся квартирой? – спросил Мак, встав в дверном проеме и внимательно рассматривая комнату.

Изотов выскочил в подъезд и вернулся: «Нет, Мак, третий этаж, девятая квартира. Если только мы с тобой оба ошиблись и зашли не в мой дом».

Снаружи послышались старческие медленные шаги и входная дверь заскрипела. Друзья замерли в ожидании. Сухой надсадный кашель прервал тишину. “Кто здесь расшумелся на ночь глядя?” – захрипел старческий голос. Из темноты возникла маленькая бабушка в махровом халате, грозно размахивая деревянной тростью.

– А, это ты Сереженька! Напугали меня. Слышу, стучит кто-то. Думала чужие какие зашли, – сказала бабушка и опустила трость. – А что вы тут делаете? Заблудились с пьяну? – скрипуче засмеялась она.

– Баба Вера, а где Степаныч? – спросил Изотов. – Куда он делся? Съехал что ли? И меня не предупредил?

– Кто? У нас таких нет в подъезде. Вы, ребята, идите, проспитесь. Нашли время людей беспокоить.

– Баба Вера, ну как же? Степаныч! Здесь жил. Я ему уколы заходил делать, – не успокаивался Сергей.

– Сереженька, ты же, вроде, не пил столько раньше? – изумилась бабушка. – Бог с тобой! Кому ты тут уколы делал? Тут три года, как не живет никто!

– Нет, баба Вера, вспоминайте! Степаныч! Астмой еще болеет. Я только вчера заходил к нему.

– Не знаю, к кому ты заходил. Но здесь три года как Тамара померла. Сын тогда объявлялся у нее. Хотел тут ремонт начать, да так и заглохло все. Неблагополучный он, – махнула бабушка рукой. – С тех пор квартира и простаивает.

Изотов просто замер в изумлении, не зная, что ответить. Мак пришел в себя, толкнул Сергея к выходу и быстро произнес:

– Пора нам, баба Вера. Мы что-то потерялись с Сергеем сегодня. Спокойной ночи.

– Да вот и я смотрю. Отдыхать вам пора, ребята. Работаешь ты много, Сереженька. И вам не хворать…

***

– Нет, Мак, это что было? Ты что-то понимаешь? Я сейчас… Ты проходи. Я чай поставлю. Покрепче… Да, черт возьми! – споткнулся Изотов о ничего не подозревающего Цезаря, крутящегося под ногами.

– Да, кажется, понимаю, – задумчиво произнес Мак и огляделся.

Он давно не был в этой квартире. После смерти Сережиной мамы ничего не поменялось. Легкий творческий беспорядок был и при Розе Викентьевне. Разве что не заправленная постель, да горы неприкаянных футболок и носков. Остались все те же забавные статуэтки, старомодный абажур с бахромой у дивана, декоративные разноцветные подушки, занавес из бус в дверном проеме. Мак ностальгически вздохнул и пошел на кухню.

– Ой, только не говори, что я выпил лишнего. Или что мне все приснилось. Я не настолько еще…

– Кстати, твой Степаныч… Расскажи мне о нем… – перебил его Мак.

Изотов возбужденно и сбивчиво начал рассказывать о Степаныче. О его астме, о посиделках с ним, о разговорах про маму. А Мак слушал и потягивал горячий чай. Иногда Мак прерывал Изотова: “А как выглядел Степаныч? Какая была обстановка в квартире?” Сергей все рассказывал: и про старую мебель, и про книги в углу, и про пустой холодильник. А Мак слушал и переспрашивал подробно: “А были ли родственники у соседа? А выходил ли он на улицу?” А сам все слушал задумчиво и попивал чай.