Во рту у Андре тоже появился металлический привкус. Он останавливался и смотрел на них. Странно, никто не смеялся, не веселился этим вечером. Он шел дальше за потоком людей. Вдруг впереди возник глубокий подвал, к которому вела покатая лестница. Город вокруг гудел своей обычной жизнью, никто никого не замечал, но здесь, у входа в подвал, время будто останавливалось. Поток шел в направлении к спуску, и лишь единицы обходили его, стараясь не заглядывать вниз. Он подошел ближе. У входа стоял высокий человек.

– Куда все идут? – удивленно спросил доктор Филлини.

– Какая вам разница? – встречным вопросом ответил мужчина. – У вас что, есть билет?

– Билет в этот подвал? Ну-ну.

– Я вижу, что у вас его нет. Так уходите.

– Что там? – упрямо спросил Андре.

– Уходите! – повторил мужчина и пошел прямо на него.

Подойдя, он со всего размаху толкнул профессора. Тот в ответ рассмеялся, и смех был такой же металлический, как и все вокруг. Он медленно отступил, решив не портить свой вечер еще и бессмысленной дракой.

«Драться с охранником подвала…» – подумал он. – «Нет, вино не настолько вскружило мне голову, чтобы я так низко падал».

Мужчина достал из кармана мел, и, написав на стене слово «Parabola»[21], спустился вслед за другими. Андре, секунду постояв, пошел дальше. Улицы стали совсем пусты. От темной глади искусственного озера тянулась мгла, окутавшая небольшой мост. На другой стороне улицы располагался парк скульптур.

Стало холодать. Он поежился, и по привычке скрестив руки, медленно пошел между двумя рядами статуй. Почему-то профессор подумал, что в них когда-то кипела жизнь. Кто-то кивал гордо вздернутой головой, кто-то тянул вперед свой каменный перст, а некоторые угрюмо опустили холодные лица, на которых застыли соленые капли дождя. Он сел возле одной из статуй. Скульптор изобразил читающего человека. Таких статуй по всему городу, да и во всем мире, полно. Филлини и до этого видел статуи читающей девочки, читающего мальчика, отца и сына, и даже ангела. Но в этой скульптуре было что-то особенное. Ему сперва даже показалось сходство в лице статуи и Фаусто Семприни. Это был тот же взгляд, затерянный в горечи. Ростом статуя превосходила Андре, но скрутившая тело боль придавала ей подавленный вид. Каменный человек будто застыл с щемящим чувством неопределенности. Он будто искал ответ, читая очередную книгу, но и в этот раз она сразила его своей черствой бессодержательностью.

Андре припал к холодной ноге статуи и, прижавшись к ней щекой, затаил дыхание. Так прошел час, а за ним еще один. Вдруг он почувствовал дыхание и испуганно вскочил. Статуя почти выпрямилась, шея вытянулась вперед. Вырвавшись из заточения собственной плоти, мужчина тяжело вздохнул. Высоко задрав голову, он издал вопль, бросил книгу и стал разглядывать что-то вдалеке. Профессор боялся произнести слово, боялся даже пискнуть. Он и смотрел на статую с чувством вины, ему казалось будто он сам залил тело человека затвердевающим раствором.

Сутулившаяся спина статуи склонилась, мужчина с болью согнул колени и присел рядом с посетителем парка скульптур. Над их головами нависали темно-желтые тучи, в которых вздрагивал и захлебывался лунный свет. Он был так же заточен, как эта каменная фигура.

Мраморный человек широко расставил руки, опустил голову и вдруг заговорил.

– Кто ты? – его голос был едва слышен, точно шепот песочных часов.

Филлини смутил этот вопрос. «Кто я? И что мне ответить? Назвать имя? …сказать, что писатель? Не поймешь. Скажу… человек. Просто человек».

– Я человек, – из-за волнения голос его прозвучал гордо, так, словно он в одночасье стал единственным представителем человеческого рода.