– Человек? – мужчина сбил его с мысли своим грубым смехом. – Дайте закурить, человек.

Андре замешкался. Он похлопал себя по карманам, вынул портсигар, открыл его и большим пальцем вытолкнул вперед две сигареты. Одну себе, а другую… «Человеку из мрамора протягиваю сигарету», – подумал он, но все же высек огонь и дал ему прикурить. Следом прикурил сигарету сам.

– Что скажешь, человек? – спросила его статуя.

Писатель улыбнулся, затянув в себя облако дыма.

– Так стало проще говорить, – заключил он. – Что сказать? Я человек. Человек по имени Андре. Я мало сплю, мало ем и пишу книги. Вот и все.

– Ты мыслишь? – спросил человек из мрамора.

– Что это значит? – Филлини вспыхнул от любопытства. – Вы задаете вопросы, на которые сложно подобрать однозначный ответ.

– Я задал самый простой вопрос из тех, что мне дозволено задать.

– Кем дозволено?

– Ты гость, Андре. Позволь мне говорить.

В этом голосе была явно затаена некая власть. Ей нельзя было прекословить, от нее трудно было уклониться. Он кивнул.

– Что, если я не знаю ответа?

– Я не удивлюсь, ведь ты человек.

– Так ли мало того, что я человек?

– Несоизмеримо мало.

– А с чем вы сравниваете?

– А с чем можно сравнить взятый от земли прах?

– С чем угодно, – ответил профессор, стараясь облегчить свою участь в сложном разговоре с кем-то или, скорее, чем-то более мудрым.

– Люди легче праха. С тобой невозможно разговаривать. Ты не умеешь слушать, – раздраженно ответил мраморный человек. Он затушил сигарету между тротуарными плитами, взял в руки мраморную книгу и встал в прежнюю болезненно скованную позу.

– Что ты хочешь этим сказать? – с упреком спросил Андре. – Что тебе так не нравится в людях? Почему мы вообще должны кому-от угождать! Я не выбирал ни плоти, в которой мне суждено было родиться, ни мыслей, заложенных в мою голову, ни чувств, ни страстей – ничего! Откуда тебе знать, валун неотесанный, что скрыто в Человеке?..

Андре хлестнул рукой и размозжил кулак о мраморное лицо статуи. В гневе он замахнулся левой, ударив по касательной, затем правой, и снова повторил. Лишь когда ослепившая глаза ярость отступила, он понял, что бьет безжизненную статую, которая ничего не чувствует.

Руки от боли так свело, что глаза побоялись опуститься и посмотреть, что с ними стало. Было ясно одно: они в крови и тепло постепенно покидает их.

Филлини проснулся, чувствуя, как немеют пальцы. Его накрыла сильная тревога. Он еще несколько минут не мог пошевелиться. Онемевшую руку сковала судорога, потом она перешла в легкое покалывание. Андре успокаивал себя, стараясь отойти от неприятного состояния, затем попил воды и встал. Приведя себя в порядок, он прокручивал в памяти свой загадочный сон. Обычно наутро невозможно было вспомнить, что снилось ночью, но этот сон, а точнее, тот каменный человек и его слова были так непохожи на все остальное, что Андре даже готов был повторить сон, чтобы вновь прикоснуться к этому таинственному существу.

Солнце медленно поднималось. Он встал на пороге балкона и закурил одну за другой две сигареты. Обе показались более горькими, чем выпитый кофе.

Стоя у зеркала, он заметил у себя под глазами синяки, но старался не думать ни об усталости, ни о болезни. Резко выдохнул и побежал вниз. К тому времени город еще не проснулся. На часах было 6:35. Пока все не забылось, он хотел вернуться в парк скульптур и взглянуть еще раз на статую, которая с ним говорила. Есть ли она там вообще?

На рассвете улицы были почти пустыми, он вновь почувствовал, как к нему подступает чувство одиночества, но это был странный осадок после встречи с Эмилией. Она пришла не вовремя. Как раз в ту пору, когда у него накопилось столько вопросов, и он перестал думать о ней думать. Не потому, что она исчезла из его памяти, но скорее потому, что и не в памяти было дело, а в чем-то более глубоком, пронизывающем саму его мысль.