– Да, именно по этой причине я хочу посвятить книгу ей.

– Замечательно. Пусть это будет для нас обоих дополнительным стимулом.

– Виктор, прошу, постарайтесь найти слабую сторону этого романа. Я не спал всю ночь, мне было плохо. Порой кажется, что я занимаюсь не своим делом. Будто от всего, что я делаю, никакой пользы… одна пустая трата времени.

– О чем вы говорите? У вас тысячи поклонников, ваши книги переведены на восемь языков. Вам можно только позавидовать!

– Не продолжайте… Я всегда писал выдуманные истории. Да, они нравились людям, но в них не было заложено того самого живого слова, которое человек мог бы передать своим внукам. Странность в том, что я и не помню, почему я вообще взялся за легкое чтиво…

– Я бы не назвал ваши романы легким чтивом. Мы уже беседовали с вами на эту тему. В ваших книгах больше смысла, чем вы думаете. Вам каким-то образом удается собирать воедино сложнейшие медианные психотипы. Как бы вам сказать… многие писатели описывают устоявшиеся и всеми известные психотипы людей, скажем, истории из жизни романтиков, лидеров, неудачников или психопатов. У вас же безумцем может оказаться вчерашний философ-стоик, как это было в романе «Темная триада».

– В «Темной триаде» я пытался убедить читателя в необходимости искать в ближних уязвимые места, быть участливыми, чтобы подлатать тело человечества. Безумец-философ должен был стать апогеем кризиса сознания, бесконечно стремящегося к умеренности и справедливости, и также бесконечно от него отдалившегося по причине чрезмерного спокойствия и, как следствие, безразличия. Однако я не смог убедить в этом даже самого себя. Вся мудрость, хоть ее и приплели мне, умерла еще в зародыше моего сознания, задолго до того, как книга была издана. Я не смог реализовать ее и сдался, побоявшись масштабов исследований. «Темную триаду» нужно было писать не один год, но я, по своей глупости, предпочел мгновенно вспыхнуть и погаснуть в мимолетной славе.

– Я готов спорить с вами на этот счет, но не сегодня. Вам нужно отдохнуть.

Виктор Кабрини вновь протянул ему градусник. На этот раз, спустя минуту, показатель был на несколько делений меньше.

– Нам удалось сбить температуру до 38,7. Надеюсь, когда лекарство начнет действовать в полную силу, вам станет лучше.

Писателя бросило в легкую дрожь. Она сразу прошла, а следом за ней, его обдало жаром, и на лбу выступили капли пота. – Она не спадет, пока я не найду ответов на свои вопросы…

– Вы так переживаете из-за книги?

Андре буквально вжался в спинку дивана, и, приподнявшись на локтях, сказал:

– Это все, что я могу дать людям. Для многих это просто игра, веселье… а я не веселюсь.

– Вы противоречите себе. Вы решили писать беллетристику, которая приносит читателю удовольствие так же, как хороший фильм. Чего же вы ждете теперь от своих книг? Да, у вас меньше драматизма, но ваши книги не лишены смысла. Поверьте, никто так не думает.

– Мудрость, что от них исходит, вдохновит разве что проблемного подростка, бунтаря, засучившего рукава на своих худых ручонках, выступающего против собственных родителей. Многие ведь так думают.

– В писательстве каждый должен иметь свою нишу. Литература никому ничем не обязана, и это не мои слова.

– Обязана! – голос его прозвучал твердо и решительно. – Я – обязан.

– Я буду рад, если вы попробуете смешать жанры, чтобы получить что-то новое, но не могу назвать это ничем иным, как хитростью. У вас есть свой стиль, есть годами устоявшаяся и оправдавшая себя манера письма. Вы чувствуете, от чего потеют ладони читателя, чувствуете, когда они вздрагивают и цепляются за книгу, как за камень на краю пропасти. Все, что вам нужно – это небольшое затишье, покой, за которым последует новая история.