– Сынок, – проговорила она, чуть пошевелив губами. – Ты так редко приезжаешь… Я очень соскучилась.
– Мама, – повторил он, как дитя, которому хочется так много сказать, но запас слов ограничивается лишь одним-единственным и нежным «Мама».
Тут к ним подошел Маркус и длинными ручищами обнял сразу двоих.
«Запомни, запомни этот миг», – приказал себе доктор Филлини. – «Это лучший миг в твоей жизни».
Мгновение это было похоже на птичий щебет, которым гласит само Древо жизни.
– Мои хорошие, мои золотые, – светясь от счастья и улыбаясь, говорила мать.
– Ну что, пойдемте за стол? – предложил Маркус.
– Да! Я сильно проголодался, – сказал Андре и, как-то смешно выскользнув из их объятий, направился к столу. – Я не советовал бы вам опаздывать. – Пошутил он.
Бертина, все еще улыбаясь, но без особой вежливости произнесла:
– Мы еще не помолились.
– Опять? – Андре тут же попытался замаскировать кашлем вырвавшееся у него слово. Когда он заметил, что это не помогло, он рассмеялся и, встав, снова обнял маму. – Да, хорошая идея. Поблагодарим судьбу за эту пищу!
– Ты хотел сказать, Бога, верно? – хитро и радостно произнесла мать.
– Как скажешь, мама.
Они закрыли глаза и помолились. В отличае от Маркуса и Бертины, Андре был все это время сосредоточен на дурманящем аромате парминьяны.
– Ну что же, хватит меня мучить, – смеясь, сказал он матери и потянулся к тарелке.
– Ты не меняешься, – уличила его Бертина. – Весь в отца. Он тоже, прежде чем сесть за стол, всегда ворчал, когда мы хотели молиться. Ах, это его ворчание, – грустно произнесла она, опустив глаза. Она поджала губы и глубоко вздохнула.
– Все хорошо, мама, ты знаешь, я не так уж и против…
– Дело не в том, против ты, или нет… дело важное. «Спасение души», знаешь ли, это не те слова, к которым нужно подобрать красивую рифму. Это вопрос жизни и…
Андре едва не подавился.
– Мама, пожалуйста, хватит… Расскажи о том, как вы тут живете. Маркус мне ничего не рассказывает. Он не нашел невесту? Тебе нужна помощница.
Бертина спрятала красные ладони и почти съежилась.
– Странно, что ты говоришь об этом брату. Он ведь младше тебя. Вот тебе-то в самый раз жениться. У твоего отца, между прочим, в твоем возрасте было уже двое детей.
– Мое время еще не пришло, – с гордостью ответил Андре.
– Ладно, давайте покушаем, а то остывает, – предложил Маркус. – Поговорим за чашкой чая, я сегодня купил хороший английский листовой чай.
– Ты всегда так говоришь, но сколько бы я ни пытался, у меня никогда не получается отличить один чай от другого. Завяжите мне глаза, дайте настояться самому дешевому и самому дорогому чаю – я никогда в жизни не смогу угадать, какой из них вкуснее.
– Но ведь дело не в цене. И даже не во вкусе.
– Вот, так, да! А в чем же? – Андре хотел пошутить, но отвлекся на кусок поджаристого цыпленка.
– Хороший чай располагает к приятной беседе. Право, не знаю, как это Господь сумел устроить, – сказал Маркус и добавил ему в тарелку спагетти с томатным соусом. – Кушай.
Они молча принялись за поздний обед, и как только закончили есть, Бертина пошла за чаем.
– А ведь мама права, – сказал Маркус, как только они с Андре остались наедине. – Что-то припозднился ты с женитьбой. Двадцать девять лет, уже скоро тридцать – пора.
– Филлини младший что-то завелся. Не учи ученого, – сказал он, откусывая кусочек куриной грудки. – Что, веришь в любовь?
– Конечно, – неловко рассмеявшись, ответил Маркус.
– Нельзя жениться просто так, от одного желания, это тебе не тренировочный полигон – это настоящая война.
Маркус улыбнулся.
«Да-да, – пробубнил Андре, доедая свой кусок, – «настоящая война с раненными и жертвами, с разделом территорий и неизгладимой болью утрат. А для того, кто придумал любовь, это всего-навсего математика».