Дотронусь. Стрелки память теребят,
Напоминая, что проходит время,
И главы завершаются в поэме,
И к осени желтеет старый сад.
А за стеной ко мне спешит мой дед,
Пропавший в Польше без вести когда-то,
И мой знакомый бабушкин сосед,
Закончивший войну простым солдатом.
Дотронусь – не откликнется Давид.
Прислушаюсь: негромкая молитва.
Она тебе поможет и простит,
И выведет живым из поля битвы.
И Файвель не торопится домой, —
Он остается за большой стеной.
Он кофту отдал сыну своему,
Своё тепло он завещал ему.
За горизонтом близится весна,
И отпускает медленно стена.
«Жара в Иерусалиме…»
Аркадию Авраху
Жара в Иерусалиме.
Храм Господень
И столько солнца;
Божья благодать
Уходит из-под ног
Моих сегодня
И завтра начинает ускользать.
Кочуют в странной памяти столетья,
И мечутся года,
Идя на свет,
И снятся те, кого я только встретил,
И снятся те, кого сегодня нет.
И Понтий не страшит,
Старик тщедушный;
Иуда за домами промелькнёт,
И Тайная вечеря – званый ужин —
На все века Молитвой обнесёт.
«Как нас тянет по следу…»
Ю. Павлову
Как нас тянет по следу,
Как по белому снегу,
Где под коконом
Прячется наша Весна.
Я успел, я добрался,
Я просто приехал.
За оставленным детством
Я слежу из окна:
И шумят перекрёстки,
И пусты магазины,
И кондуктор бранит
За забытый билет…
Мама что-то твердит
Про мои именины,
И сквозь старые ставни —
Полоскою свет.
«Пахнет лесом, как в детстве…»
Пахнет лесом, как в детстве,
Петляет тропинка.
Земляника пугливая – не отыскать.
И в сторожке забытой
Развешены снимки,
Где давно никого не узнать.
Под осенним дождём
Мы промокли до нитки,
Нас к утру сеновал подберёт.
И глоток самогонки,
И шёпот калитки,
Будто кто-то по следу идёт.
Пахнет речкой студёной
И знатной рыбалкой.
В сковородке стихают вьюны.
И пронзительна ночь
После дня перепалки,
И короткие долгие сны.
Вот торопится встреча
У старой конюшни.
Запоздалой росы не испить.
Будто с прошлым беседую,
С веком минувшим,
И с тем лесом,
В котором я мог заблудить.
«Тот долгий день…»
А. Журбину
Тот долгий день
Едва ли вспомним мы,
Подумав, что случилось
Между нами,
И сны без продолженья —
Просто сны,
И слоник коммунальный на диване.
Тот долгий день
Был полон озорства
И странных нот,
Что вместе не звучали, —
И старый пруд,
И церковь без креста,
И громкие клаксоны
На вокзале.
Разбросаны мгновенья по часам
И стёртые от времени минуты;
Кораблик, что причалил утром к нам,
Заведомо не знал своих маршрутов.
Но он плывёт уже который год,
Течения почти не замечая,
И волнам, и отечеству внимая,
Сбавляет ход
И прибавляет ход.
Заштриховав весь пройденный маршрут,
По собственной судьбе перемещаюсь.
Мы вспомним день
И таинство минут. – Ушедший день.
Божественная зависть.
«Всё начинается под музыку…»
И. Гинзбург-Журбиной
Всё начинается под музыку!
И жизнью просто продолжается, —
Аккордами порой нагружена,
Лишь тихой встрече подчиняется.
Всё начинается под скрипочку,
И фонарями чуть подсвечено
То платье рыжее в облипочку
Непроходящим поздним вечером.
А утро снова птицей певчею
Вдруг оборвётся неприкаянно,
И только эхо бесконечное
Ещё живёт твоею тайною.
Всё продолжается под музыку,
И жизнь Сикстинскою Мадонною
Под облаком так долго кружится
Забытой пеночкой топлёною.
Ворвётся старая мелодия,
Негромкой истиной повенчана,
И жизнь совсем ещё не пройдена,
И только музыкой отмечена.
«Старая квартира, коридор…»
Старая квартира, коридор.
Облачно. Рояль настроен плохо.
Столько лет, как будто бы на спор,
Мчит эпоха.
«Тихая гавань. Утро. Море…»
Тихая гавань. Утро. Море.
Волна у твоих ног.
Отмотаем пленку на повторе,
Твой собеседник продрог.
Ты сбросила платье,
Стала красивей,
Теплей от недолгого сна.
Ещё назад всё с тобой прокрутили,
Ещё на задворках зима,
Ещё акварелью не пахнет вовсе.