И рядом направо.
В коммуналке устойчивый бас
И уже не пронзительный тенор;
Лётчик – несостоявшийся ас,
И плакат от вчерашней премьеры.
И когда в коридоре аншлаг,
Вдруг всплывают картины былого,
И до вечности – мизерный шаг.
Не дай Бог опрометчиво слово.
«Мы в прошлом веке потерялись…»
Галибину
Мы в прошлом веке потерялись
Между Варваркой и Сенной,
На память города остались
И дождь всенощный проливной.
Он не проходит, каждый вечер
По соснам молнией разит.
Он наговаривает вечность,
Она так набожна на вид.
И, преподобный мой приятель,
И ты во сне, как наяву.
И вечер на шальном закате
Я ожиданьем назову.
Кем были мы, и кем мы стали,
Листая лето за зимой.
На память города остались.
Между Варваркой и Сенной…
«А утром был Кронштадт…»
А утром был Кронштадт,
Возникший словно сон, —
И храм, и подле сад,
И бухты перелом.
И старые дворы,
И скрежет кораблей
Застыли до поры,
До отправленья дней.
Кирпичная стена,
Замёрзший позывной.
Причалила весна
Надеждой за спиной.
Причалила война
На якоре утрат,
Застыли ордена
Забытых дней и дат.
Где с титрами кино,
Где полночь вдалеке,
Где всем нам суждено
Отчалить налегке.
И заберём с собой —
Потомки нас простят —
Нахлынувший прибой,
Нагрянувший Кронштадт.
«Мой двор и несколько семей…»
Мой двор и несколько семей,
Мой брат, на стульях спящий,
Картина «Сталин». Шум дождей,
И молния таращится.
Горшок в предбаннике. Окно
Вот-вот с петель сорвётся.
И в главной зале домино
На мой удар придётся.
А за окном шумят сады,
И скоро будет лето.
Ещё один глоток воды
Остался до рассвета…
«Юрьевский переулок…»
Арсению, Андрею
Тарковским
Юрьевский переулок,
Старый панельный дом,
Брошенный грязный окурок,
Ящик почтовый – навзлом;
Голос подавленный скрипки,
Бой неуснувших часов;
Память – ступенькою зыбкой,
Старый чердак – на засов;
Непроходящая полночь,
Кухонный табурет —
Века негромкая повесть,
Века, которого нет…
Смоленский этюд
Выброшено кладбище на улицу,
Празднество пасхальное взахлёб.
Лишь трамвай испуганно сутулится,
Словно ношу тяжкую несёт.
По Руси, по звёздной отрешённости,
Как слепцы с надеждою прозреть,
Мертвые с живыми в обречённости
Продолжают, мучаясь, терпеть.
«Послушницы мои…»
Послушницы мои,
Дороги беспокойные;
В дворах, как в закромах,
Полно иконных чуд.
Под куполами – снег
И тишина покойная,
Божественно светло
От боговых минут.
Послушницы мои,
Забвения минувшие;
Подстриженный погост
И непорочный сан.
И хлеба каравай,
И помыканье дружное,
И талая вода,
Что льётся через край.
Послушницы мои,
Печальные монахини;
От света до судьбы,
От боли до тревог —
Коломенской верстой
Прошедшее распахано,
Коломенским Кремлем
Отмеренный порог.
Ретромозаика
Майскими короткими ночами
Отгремев, закончились бои.
1
Дом отдыха «Вьюнки».
Оркестр играет марш —
Послевоенных лет
Особая примета.
Фотограф вдалеке.
Количество мамаш
С количеством детей
Распределяют лето.
Всё озеро в листве,
Безумная жара.
И кто-то патефон
Уговорит не быстро.
И танцы до утра,
И драки до утра,
И бабушкин салат
На скатерти пятнистой.
Дом отдыха «Вьюнки».
Шипит аккордеон,
Собаки детвору лениво догоняют.
И детство, что давно посажено на трон,
Фотографы сейчас так тщательно снимают.
2
Зинка – проповедь или исповедь
В суете наваристых плит,
Самогоночка мигом вызрела,
Половиц запоздалый всхлип.
Абажуром печаль подсвечена,
До весны ну совсем чуток, —
Сбросить таинство подвенечное
И забраться к судьбе в закуток.
Да потешиться, да покаяться, —
Утро вынесет к образам.
Что поделится, то останется
На всю жизнь ненасытную нам.
3
Кожа была похожа на мою.
Крепдешин метался. И оползнем – к твоим ногам.
Всю эту жизнь об одном тебя молю:
Чтобы ты приходила чаще по вечерам.
Из той истории, где улицы ближе к цветам,
Где палисадник для свадеб и для судеб,