Михаил Тенников …из Хаоса… читать онлайн страница 1

Вперед

…из Хаоса… Михаил Тенников

ISBN 978-5-4496-4275-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Взгляд со стороны

Анастасия Мурзич

Где ты, – мой ржевский поезд, дизель, лазурь коптивший?

Где ты, – Петров и Водкин? Здесь – только Гойи, Гойи…

Я читаю вслух стихи Михаила Тенникова и – в который уже раз – убеждаюсь, что совсем не знаю его, этого человека по имени-фамилии: Михаил Тенников. Нет, не поймите меня неправильно, я читаю его стихи, но я не вижу за стихами человека, который живет рядом со мной, который дышит одним со мною прогорклым петербургским воздухом. Не вижу, и светло, по-детски, радуюсь этому странному факту. Мы уже давно смирились с автобиографиями в стихах. «Я», «Я!!!» – кричат нам откровенные поэты со страниц новомодных книжек и Интернет-порталов. «Я есть! Я пишу, и значит, я существую!». Это неплохо… Плохо, что мы забыли о законном праве на существовании лирических героев, о воображении, как таковом, о свободном движении свободного слова, не стреноженного безусловной реальностью.

Да, есть поэты, убедительно рассказывающие нам интересные и поучительные, лирические и трагические истории в стихах. Есть поэты, которые с помощью своего, так называемого, «творчества» изо всех сил стараются избавиться от пожара, бушующего в сердцах и умах. Есть даже такие, которые вырываются к звездным далям верхом на профессиональных, остроумных и возвышенных строчках. Есть разные поэты…

…и как с факелоносцем, на выдохе слова «ты»

зажигаются листья, и охристый дым над парком

застилает октябрь. Поэты, разинув рты,

семенят за пером, обольщаясь таким подаркам.

Все что надо теперь – обождать их безумный хор,

нискуситься на бисер, плюс – насморк простудных жалоб.

Но поэт Михаил Тенников – особенный поэт, его невесомые стихи живут особенной, самостийной жизнью. Михаил Тенников приоткрывает створку своей души (духа, сердца?) – и оттуда стихийным, искрящимся потоком – то бурным, то плавным и неспешным – струятся свободные слова. Слово вяжет слово, цепляет стальными спицами, петелька-крючочек… Сами слова пишут стихотворение. Слова, как андрогин, рождают свое продолжение – от самих себя…

…не марать листа. извини, что наги.

не в чернилах мы разлетимся градом…

Слова, не имеющие к человеку-Тениикову никакого отношения, чистые слова Тенникова-поэта! Я не против человечности, наоборот! Я люблю людей, как класс. Но в поэзии – а мы ведь сейчас говорим о поэзии – мне хочется видеть поэта в поэте. Не летописца собственных взлетов и падений, а проводника незамутненной литературной информации.

Ни один календарь не способен содрать листа

ни с себя самого, ни с деревьев, внутри которых

год венчает кольцо. Уповаю, что мысль чиста…

Но – пронзительна также, как авиарёв моторов…

Поэзия, в моем понимании, это не род деятельности, это не вид искусства, и даже не образ жизни. Настоящий поэт, по-моему – это медиум, это щедрый на самоотречение и сонный до мистического транса субъект. Да, он – проводник! Именно так я воспринимаю поэта Михаила Тенникова. Может быть, я ошибаюсь, но мне хочется думать, что я права, относительно него.

В его стихах мирно соседствуют сложные, несоединимые, парадоксальные, но всегда созвучные образы. Ультрасовременность и древность переплетаются органично и ненавязчиво, соединяются в стихотворение, но оно – никогда – не завершается, не обретает монументальной, законченной формы. Нет, все – недосказанность, все воздушное небытие. Не вакуум! Наоборот, насыщенное кислородом открытое пространство!

И даже любовная лирика Михаила Тенникова какая-то «не такая», незнакомая, не скомканная, не заляпанная чужими доисторическими (доистерическими) сравнениями. Неужели человек может так любить?! Так писать о своей любви? Нет! Только поэт! Только – Михаил Тенников.

…лицо – как подсолнух (иначе – магнит души)

поднимается к солнцу, не веря, что бог невидим.

…Непосильное бремя – люби, создавай, …круши.

И у двери встречай, из которой однажды выйдем —

Сложно представить себе того, кто живет среди людей, и при этом чувствует и пишет так:

не увижу с тех нежилых высот

моих рук разлет – то клюка в ночи

бьет по дереву что незримо нам

а ноге ступить – места нетути

вот и шлет язык в гости к римлянам

только письмами – да от нежити

Но ведь я его идеализирую? Да! Так нужно! Настоящего поэта нужно идеализировать. Настоящий поэт – это миф.

Сейчас я рисую крупными, грубыми мазками психологический портрет идеального поэта: он добрый, позитивный, жизнеутверждающий, целеустремленный, неравнодушный, очень умный и образованный, углубленный в себя, но легкий и увлекающийся. Вы согласны со мной, таким должен быть идеальный поэт?

Но разве такие бывают? Я не знаю. Никто не знает…

«Восприятие стихотворения всегда сенсуативно», – часто говорит Михаил Тенников. Что это значит? Это значит, что искренний читатель воспринимает (чувствует) искренние – чужие – стихи, как свои собственные. Если это настоящие стихи! Мне лично стихи Михаила Тенникова кажутся идеальными, невесомыми, и нездешними. Нечеловеческими! И мне это нравится.

Что же вы отметите в них? Что в них найдете? Что отдадите им?

Читайте их бережно, затаив дыхание, распахнув сердце и душу. Я вас уверяю, именно так они были написаны!

АКЕЛДАМÁ

…четырнадцать сов и шестнадцать чужих богинь;

на влажном песчанике – след от босой ноги,

как слепок моллюска. Глядит на зарю Лука

и звёзды следят за поклёвками кадыка.

Лука неподвижен. Он шепчет, слезу тая:

когда бы не жатва, когда бы не речь Твоя —

лечил рыбарей бы, да жён, да горластых чад…

Но подвиг иной уготовил Ты для врача.

…в низине, на ветви, в плену молодых лучей

висел ученик – из возлюбленных – казначей.

Тянул богачу потроха, свежевал пяту

внимательный сокол, а рядом – кричал петух.

Воистину – камень, заброшенный позже в Рим

шипел на рассвете слезой – угловат, незрим;

шипели слова, испаряясь что дождь скупой.

И мир отворялся бегущей к горе тропой…

…блестела Афина, мерцала впотьмах сова;

два лика монеты – одна на века молва,

два мужа, два сына, к суду – две больных души, —

один только трепет – как Он их судьбу решит.

…земля благодарна, корми её. Все дела —

изрёк кровопийца, которого смерть ждала;

но дальше участка неведомо – кто важней

Паллады немой, да совы в обороте к ней…

LEO

…дёготь и войлок. Родина;

пар, витражи, кутерьма.

Всё что ни станется – пройдено;

игры больного ума.

В той околесице суженый

(суженый, суженый ли?)

встречен дорогою суженной,

шпальной дорогой – вдали.

Двух циферблатов окружия

пульс не торопят уже;

свет выбирает оружие.

Прах оседает в душе…

DIE LETZTE EIFERSUCHT

…часы не спешат. Ты, сощурясь, смотришь

в планшет потолка, подсвеченный фарой

соседской телеги, как тени по́ три

шуршат на обоях фатеры старой.

Лежишь, одеяло измяв руками,

считаешь неведомое, обезумев,

и самый горячий обсценный камень

выпрыгивает из груди на зуммер.

Тебя ничего не тревожит, кроме

успехов молчания в аппарате

словесности.

Он – африканский Роммель,

фельдмаршал Тобрук, генерал-каратель.

…она не простая. Нет, не простая, —

ступает неслышно и шлейфом душит

знакомых ветров. А за нею стая —

их головы серы, прижаты уши.

Кивает она вожаку, что ближе

подходит, беззвучно садится подле.

И стая дорогу усердно лижет;

следы высыхают – вода ли, пот ли.

…так – каждую ночь, во сне раздевая

её – в конуре, что в гнезде орлином —

кричишь – будь же проклята мировая!

и голос летит над пустым Берлином.

Lighthouse keeper

…я не узнал его в рыхлой ночи́ сперва;

форму фигуры привычно делил на два

собственных имени. Впрочем, кому какой

толк от имён на скрещенье прямых рукой…?

Он поднимается в гору без счёту лет

и растворяется в свете – там, на скале,

где даже птица не пробует вить гнезда.

В час, когда ветер лют и не горит звезда

он зажигает свою, указуя кров

местоблюстителям чуда, ловцам даров,

бледного льна собирателям и ткачам.

…море гремело внизу. Человек молчал.

Мне показалось – звенели его шаги;

в тянущей мгле, где уже ничего, ни зги,

где и ключи и печати на все пути, —

он поднимается в гору. Чтобы спасти.

Гроза и старость

Г.Г.

…предвосхищая молнии провал,

посыпал ливень дробью затяжною;

глухой раскат во тьме торжествовал

над лопнувшей, как кожа – тишиною.

поросший лишаями за́ сто лет —

скучал гранит на синей вязкой глине,

и вспыхивал будильник на столе,

и был заложен шёлком Старший Плиний.

в кошачьем мраке выверенный шаг

опознавался скрипом половицы, —

когда змеиный след карандаша

уже, казалось – не возобновится.

порожний гнев на низость потолка

был гению – знакомо неминуем.

тем самым, над пятою – каблука

бесстыжую победу знаменуя…

Железнодорожное

А.М.

…балтийского ветра сырая взвесь

доносит прилива звук;

скажу что беззвёздно, что дико здесь

и мысли и существу.

В молочные сумерки лист упал,

а следом ещё, ещё,

и голой луны голубой опал —

меж ливневой тучи щёк.

…легко забываешь сложенья знак,

когда колеёй влеком;

и дюйм вырастает в саже́нь… Я знал —

союз забывать легко.

Где губ обезумевших немота,

где шпалы смолёной кость —

двойник воскресает, что жизнь мотал

мою – на земную ось.

Вокзалов содом, тепловозов клич,

и снова – ток в провода.

И волю – сковывает паралич.

В титане – кипит вода.

Довольно лишь веку дозволить скрыть

больного зрачка очаг —

двойник проявляет кошачью прыть,

хватается за рычаг.

И кажется, стали горячей визг

пронзает до мозжечка;

я слышу – летит на ковёр сервиз

Вперед