Жители этого великого города меньше всего ожидали такого несчастья. Поглощенные любовью к удовольствиям и зрелищам, они в тот момент находились в театре, развлекаясь представлением мима и его жены, разыгрывавших для них фарс. Вдруг жена мима, обернувшись, воскликнула: «Или мне снится, или это персы!» Действительно, те уже ворвались в город, и им не составило труда захватить его, совершенно не готовый к обороне. Они разграбили Антиохию и ее окрестности.

После этого завоевания персы могли бы легко распространиться по Малой Азии и подчинить ее. Но их армия была отягощена огромной добычей, и они сочли разумным сначала увезти ее в свою страну.

Кириад, усугубивший все свои преступления отцеубийством, – предатель родины, убийца отца, – наконец, пожелал воспользоваться плодами своих злодеяний. Оставшись в Сирии, он присвоил себе титул Цезаря, а затем и Августа. Но этот блеск, купленный столькими ужасами, был недолгим. Пробыв у власти чуть более года, Кириад был убит своими же. Если допустить, что его имя должно быть заменено в тексте Аммиана Марцеллина на имя Мареада, которое близко по звучанию и, возможно, является искажением, то в таком случае сами персы могли покарать предателя, воспользовавшись его предательством. Марцеллин утверждает, что Мареад, гражданин Антиохии, впустивший их в город, был ими казнен через сожжение.

Кириад уже не было в живых, когда Валериан, вызванный на Восток войной с персами, прибыл в Антиохию. Его первой заботой стало восстановление этого города, который враги в значительной части разрушили: и, по-видимому, именно за это благодеяние на некоторых медалях он удостоен титула – столь мало подходящего к его несчастной судьбе – «восстановителя Востока».

Валериан провел на Востоке весьма долгое время, и мы не можем сказать, чем он там занимался до своего последнего поражения. Все, что нам известно, сводится к восстановлению Антиохии, о котором мы только что упомянули, и к запоздалому движению, которое он предпринял, чтобы изгнать из Вифинии скифов, – но те покинули ее еще до его прибытия в Каппадокию.

Наконец, вынужденный идти на помощь Эдессе, осажденной Шапуром, и ободренный стойким сопротивлением гарнизона этого города, Валериан перешел Евфрат и вступил в Месопотамию. Он дал сражение, которое для него окончилось неудачно. Вину за это возлагают на предательство военачальника, которому император полностью доверял и который злоупотребил этим доверием, заманив его в такое место, где ни доблесть, ни строй римских войск не могли принести никакой пользы. Этим военачальником, без сомнения, был Макриан, о котором нам еще представится случай подробно поговорить.

Валериан, чья природная робость еще усилилась после поражения, отправил к Шапуру послов с просьбой о мире, будучи готов купить его большой суммой денег. Шаур, замысливший вероломство, отослал римских послов, заявив, что желает вести переговоры лично с императором. Валериан оказался настолько неосмотрительным, что отправился на встречу без надежной и сильной охраны, и персы, воспользовавшись его глупой доверчивостью, внезапно окружили его и взяли в плен. Вот что нам представляется наиболее правдоподобным и лучше всего подтвержденным касательно этого печального и позорного события, дату которого, следуя г-ну де Тилемону, мы относим к 260 году от Р. Х.

Всем известно, каким унизительным и ужасным обращением подвергался этот несчастный государь во время долгого плена. Его покрыли большим позором, чем самого низкого раба. Его надменный победитель повсюду таскал его за собой в оковах и в то же время облаченного в императорскую пурпуру, чей блеск лишь усугублял горечь его положения. А когда Шапур хотел сесть на коня, несчастный Валериан должен был наклоняться до земли, чтобы его наглый господин, поставив ногу ему на спину, использовал его как подставку. Часто к этому жестокому унижению варварский царь добавлял еще и оскорбительные слова, насмешливо замечая, что это и есть настоящий триумф, а не просто изображение триумфа, как у римлян.