После этой молитвы [в которой Иосифу, пожалуй, можно было бы обойтись без упоминания фортуны], он пообещал Никанору последовать за ним.

Но ярость тех, кто был с ним в пещере, едва не лишила его возможности выполнить свое обещание. Это были отчаявшиеся люди, для которых смерть казалась слаще, чем жизнь, дарованная римлянами. Когда они увидели, что Иосиф склоняется к сдаче, они окружили его.

«Воистину, – воскликнули они, – вот великий позор для законов наших отцов, для этих святых законов, установленных самим Богом, который дал иудеям души, возвышающиеся над страхом смерти. Ты любишь жизнь, Иосиф, и можешь решиться купить ее ценой своей свободы! До какой степени ты забываешь себя! Неужели ты не помнишь, скольких иудеев ты убеждал своими речами предпочесть смерть рабству? Ах! Напрасно тебе приписывали двойную хвалу – мужества и благоразумия. Достойно ли благоразумного человека – доверять врагам? Достойно ли мужественного – принимать от них жизнь, даже если бы ты был уверен в ее сохранении? Если фортуна римлян ослепила тебя, нам надлежит хранить славу нашей родины. Мы предложим тебе наши руки и мечи. Соглашайся или отказывайся – это неважно. У тебя есть выбор лишь между смертью как вождя иудеев или как предателя».

С этими словами они обнажили мечи и показали, что готовы пронзить его, если он сдастся римлянам.

Несмотря на столь настоятельную угрозу, Иосиф остался при своем решении; и, если верить ему, его мотивом было не сохранение жизни, но мысль, что он станет виновен в неверности Богу, если умрет, не исполнив пророческого служения, возложенного на него. Тогда он произнес долгую речь перед этими неистовыми людьми: и философскими доводами [как он сам их называет], попытался тронуть их «бронзовые сердца». Он доказал им, что самоубийство есть неблагодарность и нечестие перед Богом.

«Если человек, – сказал он, – прячет или уничтожает вверенное ему другим человеком имущество, он несправедлив: но может ли считаться невинным тот, кто изгоняет из своего тела душу, вложенную в него Богом?»

Он показал им блаженство небес как награду для тех, кто ждет Божьего повеления, чтобы вернуть Ему свою душу; и, напротив, ад – как кару для безумцев, чьи руки поднялись на преступное насилие над собой. Впрочем, блаженство, которое он обещает праведникам, смешано с пифагорейскими идеями, согласно учению фарисеев; и он предполагает, что души праведников, побыв некоторое время в высших небесах, возвращаются на землю, чтобы оживить чистые и непорочные тела. Он завершил все эти долгие рассуждения заявлением, что решил не становиться предателем самого себя, и что если уж погибать, то лучше от руки другого, чем от своей собственной.

Эта речь лишь разъярила людей, которых слепое безумие сделало глухими к разуму. Они приготовились убить Иосифа и, с мечами в руках, напали на него со всех сторон. Однако его усилия, властный взгляд и остаток уважения, который они не смогли отбросить перед своим вождем, удержали их удары.

Но опасность не миновала: и Иосиф, не надеясь более победить их упорную ярость, принял рискованное, но единственно возможное в тех обстоятельствах решение, вверяя успех Божьей защите.

«Раз уж мы решили умереть, – сказал он, – давайте хотя бы избежим гнусного убийства и не будем навязывать каждому печальную необходимость убивать себя. Бросим жребий. Первый, на кого он падет, будет убит следующим, и так до конца. Мы все умрем, но никто не запятнает руки своей собственной кровью».

Предложение было принято: и, «либо по случайности, – говорит историк, – либо по особому Промыслу», дело устроилось так, что Иосиф остался последним с одним человеком, которого убедил довериться обещаниям римлян. Таким образом, он сдался вместе с ним Никанору, который с отрядом солдат терпеливо ждал конца этого долгого приключения; и был приведен этим офицером к Веспасиану.