Таковы были размышления, которые вели между собой Каллист, Нарцисс и Паллант. Они некоторое время колебались в нерешительности, и чуть было не приняли половинчатого решения, которое неминуемо погубило бы их. А именно – тайно пригрозить Мессалине, чтобы отвратить ее от страсти к Силию. Но, все хорошо обдумав, они легко поняли, что Мессалина, предупрежденная об опасности, не преминет обрушить ее на них. Испуганные трудностью столь щекотливого дела, двое из них отказались от него; Паллант – по малодушию; Каллист – потому что, искушенный в придворных интригах еще со времен Калигулы, он знал, что при дворе лучше держаться осмотрительности и политического такта, чем отваги на авантюры. Нарцисс остался тверд, держась единственной системы, которая могла иметь успех, а именно – обратиться прямо к Клавдию, чтобы застать Мессалину врасплох.

Случай был благоприятен, потому что Клавдий пробыл в Остии довольно долго. Нарцисс подкупил двух наложниц принца, Кальпурнию и Клеопатру, деньгами и обещаниями, рисуя им увеличение их влияния после падения императрицы, и убедил их донести на нее. Кальпурния, застав Клавдия одного, пала к его ногам и объявила ему о браке Мессалины с Силием. В то же время она обратилась к Клеопатре, которая по уговору с ней присутствовала, и спросила, слышала ли та об этом; и когда та ответила, что знает, Кальпурния просила императора позвать Нарцисса. Тот вошел и прежде всего умолял Клавдия простить ему, что он не предупредил его о других беспорядках Мессалины. «Теперь даже, – сказал он, – я упрекаю ее не просто в прелюбодеянии. Силия обслуживают ваши рабы; его дом полон вещами Цезарей. Но не это возбуждает мое усердие. Позвольте ему, если хотите, пользоваться всем великолепием императорского сана; но пусть он вернет вам вашу супругу и аннулирует брачный контракт, заключенный с ней. Знаете ли вы, – прибавил он, – что вы разведены? Брак Силия имел свидетелями народ, сенат, солдат; и, если вы не поспешите, новобрачный овладеет городом».

Клавдий велел немедленно созвать главных своих советников. Первым явился Турраний, заведующий продовольствием; затем Лузий Гета, префект преторианских когорт. Он спросил их, что ему думать о браке Мессалины. Они подтвердили факт: и в тот же момент все остальные, которые сбежались, стали уговаривать императора отправиться в лагерь преторианцев, обеспечить себе верность солдат, подумать о своей безопасности прежде, чем о мщении. Клавдий был так напуган, что несколько раз спрашивал, император ли он еще, не перешла ли власть в руки Силия.

Однако Мессалина, предаваясь более чем когда-либо удовольствиям и разврату, праздновала во дворце сбор винограда. Давили виноград в прессах, чаны наполнялись вином, и вокруг женщины, одетые в звериные шкуры, плясали и носились туда-сюда, словно вакханки. Распустив волосы и размахивая тирсом, Мессалина, а рядом с ней Силий, увенчанный плющом и обутый в котурны, подражали быстрым движениям головы, принятым среди жрецов Вакха, в то время как шумная толпа отвечала им криками и всеми знаками безудержного веселья.

[После событий вспомнилось одно слово Вектия Валенса, одного из самых отъявленных развратников этой компании. Он вздумал в шутку залезть на высокое дерево, и когда его спросили, что он видит, ответил: «Я вижу яростную бурю, идущую со стороны Остии». ]

И действительно, опасность приближалась: праздник был внезапно нарушен – сначала смутным шумом, потом достоверными известиями о том, что Клавдий всё знает и едет с твёрдым намерением отомстить. Все разбежались. Мессалина укрылась в садах Лукулла, которые недавно захватила после смерти Азиатика. Силий отправился на форум, чтобы исполнять свои обычные обязанности, скрывая оправданный страх под видом беспечности. Вскоре прибыли центурионы, посланные императором, и схватили виновных, где бы те ни находились – будь то в общественных местах или в укрытиях, куда они попытались спрятаться.