Эта позиция была менее достойной, но Клавдию она показалась не лишённой убедительности. Был найден компромисс: постановили, что адвокатам разрешается получать не более десяти тысяч сестерциев [23], а превышение этой суммы будет считаться вымогательством. Это постановление стало законом. Однако знаменитые ораторы, как видно из примера Плиния Младшего, сохранили древнее благородство своей профессии, работая бесплатно. Квинтилиан рассмотрел этот вопрос [24] и изучил, позволительно ли адвокатам взимать плату за свои услуги. Он высказывается на этот счёт так разумно, что, по замечанию г-на Роллена [25], даже там, где обычай иной, его принципы должны служить правилом.

В этот год, который был семьсот девяносто восьмым от основания Рима согласно исчислению Катона, которому мы следуем, являлся восьмисотым, если придерживаться вычисления Варрона относительно даты основания города, и римляне в то время считали именно так [26]. Таким образом, это был год проведения Секулярных игр, если предположить, что они должны праздноваться каждые сто лет. Август придерживался иной системы, согласно которой век составлял сто десять лет, и, следовательно, он провёл Секулярные игры в семьсот тридцать пятом году от основания Рима. Клавдий не счёл себя обязанным следовать примеру Августа в этом вопросе. Желая украсить своё правление торжественностью этого празднества, он предпочёл общепринятый способ исчисления века и в этом году отпраздновал Секулярные игры.

Однако это привело к нелепости в приглашении на эти игры. Предписанная формула призывала граждан на праздник, которого никто из них никогда не видел и никогда не увидит. Но с момента игр Августа прошло всего шестьдесят четыре года, так что многие из живших тогда уже видели их, и актёр Стефанион играл для одних и тех же зрителей.

Клавдий проигнорировал это обстоятельство: до того ему казалось прекрасным устроить Секулярные игры. Мы увидим, как Домициан будет мыслить и действовать таким же образом, повторя ту же нелепость. Игры и зрелища были важным делом для римлян. Народ любил их до безумия, а правители использовали их как инструмент своей политики, чтобы развлекать граждан и отвлекать их от серьёзных дел, которые могли бы затронуть интересы государства. Клавдий за время своего правления устроил множество зрелищ всех видов, столько же по личному вкусу и склонности, сколько и из политических соображений, к которым он был мало способен.

Среди представлений, сопровождавших праздник во время проведённых им Секулярных игр, была Троянская скачка, исполняемая детьми знатнейших семей Рима. Британик участвовал в ней вместе с Л. Домицием, который вскоре был усыновлён Клавдием и получил имя Нерона. Между этими двумя юными принцами народная любовь склонилась к последнему. Он был единственным мужским потомком Германика, чья память ещё была дорога римскому народу. О нём распространялись сказки, призванные чудесным образом привлечь к нему почтение доверчивой толпы: говорили, что драконы охраняли его в детстве. Его мать Агриппина, чью сестру Мессалина уже погубила и которая сама находилась в опасности, вызывала сочувствие. Мессалина заметила эти настроения, и ничто не мешало ей устранить ту, кто ей мешал, кроме новой страсти, которую она воспылала к красивейшему юноше всей римской знати – Силию, назначенному консулом, о котором мы уже упоминали, сыну того Силия, которого Тиберий принёс в жертву своей ненависти к дому Германика.

Это была не любовь, а безумие: и этот предмет, заполнив ум и сердце Мессалины, изгнал оттуда все другие мысли. Она начала с того, что заставила возлюбленного развестись с женой Юнией Силаной, женщиной самого высокого происхождения, чтобы владеть им одной. Силий понимал и величину преступления, и степень опасности [27]: но гибель его была неизбежна, если бы он сопротивлялся; он не терял надежды перехитрить слабоумного Клавдия; он был осыпан почестями и богатствами; и, по несчастному ослеплению, вместо того чтобы погибнуть с честью и унести в могилу славу невинности, он вверял будущее судьбе и тем временем наслаждался настоящим. Мессалина нисколько не скрывалась: она приходила к Силию с большой свитой; сопровождала его, когда он появлялся на публике; осыпала его почестями и милостями; наконец, как предвестие готовящегося переворота, рабы принца, его вольноотпущенники, мебель и экипажи оказались в доме соблазнителя его жены. Эти бесчинства кажутся невероятными, но они ничтожны по сравнению с теми, о которых мы расскажем в следующем году и которые привели к катастрофе.