Суворов дописал письмо, быстро расписался, бросил песок на листок, мгновенно впитавшего чернила. Неожиданно в дверь постучали, и согнувшись в поклоне, вошли личный камердинер Суворова Прошка и личный повар генерала, калмык Мерген в белом колпаке и фартуке. Увидев генерала, Мерген залился кумачовым цветом. Его узкие глаза еще больше сощурились, лицо выражало растерянность. У камердинера в руках Суворов заметил жестяное ведро и горящую свечу на подставке. Прошка, небольшого роста русский крестьянин, наоборот заметно побледнел, перекрестившись на образ. Пока калмык мялся у входа в комнату, не решаясь заговорить, Прошка быстро прошёл в комнату, поставил тлеющую свечу на стол и перелил использованную во время обтираний воду в ведро. Суворов сурово глядел на Мергена:

– Чего тебе? Где завтрак? Я, едит твою, на позицию с инспекцией, а ты меня задерживать изволишь, братец?

Мерген покраснел ещё больше. Он давно привык к причудам генерала, полгода ездил за ним в военном обозе. И то, что Суворов встает ночью, около часа, и что завтракает около двух, а обедает около восьми утра с обязательной стопкой водки – он знал прекрасно, но сегодня случилась незадача, из-за которой он не смог согреть чаю с утра. Привыкший кочегарить самовар на шишках, он никак не мог признаться, что местная зеленая поросль с чахлых кипарисов долго пыталась зажечься, но потом начала тлеть, не давая тепла пузатому, фирменному чуду из самой Тулы. Мерген и дул, и руками махал, и сапогом работал, как поршнем, но вода не грелась. Он хотел во всем признаться хозяину, и что он оплошал, и что кипяток задержался, но неожиданный возглас Прошки отвлёк генерала:

– Тьфу ты, пропасть… Пятнадцать человек солдат в трубу упало, двадцать до смерти ушиблось, а остальных в лазарет повезли.

Суворов вскочил, отбросив письмо Потемкину.

– В лазарет? – закричал Суворов с ужасом, – в лазарет, помилуй Бог?! Заморят моих чудо- богатырей. Нет, не посылать в лазарет, дай им травки-фуфарки и будут здоровы. А ты, проклятый, напустил ветру из двери. Мне холодно! Лови, лови ветер, я помогу.

Суворов с Прошкой начали бегать по комнате, как будто ловя что-то; наконец последний отворил дверь и, как будто выбросив в нее что-то, сказал:

– Поймал мороз и выкинул!

Мерген оторопело смотрел на них. Что за обряд совершал в бывшем турецком доме Кинбурнской крепости генерал-аншеф и его камердинер, он так и не понял. Суворов потряс руку камердинеру и радостно сказал: