Дело было в том, что Ортруда и герр Шмидт поняли: пришло время сделать то, о чем говорил Йоханнес в день, когда стало ясно, что его бедное старое пианино вконец обессилело.
«Думаю, пришло время купить новый инструмент».
Разумеется, никто никого не собирался отправлять в отставку. Речь шла лишь о том, что у ветерана, у пианино «Гротриан – Штайнвег», на котором Йоханнес учился играть, появится более молодой и более сильный товарищ, способный держать темп и не отставать от исполнителя.
Ортруда и герр Шмидт несколько месяцев обсуждали покупку нового инструмента. Впрочем, они не переставали говорить об этом с того дня, как Йоханнес ушел на войну. После долгих совещаний пришли к выводу: ни в коем случае не покупать пианино. Только рояль. Это было ясно обоим. Но вставал другой вопрос: где поставить инструмент? Домик, укрывшийся под сенью башен Магдебургского собора, был совсем крошечный. В итоге было принято жесткое, но мудрое решение: вынести из столовой стол и стулья и на их месте поставить рояль.
Оставалось решить самое главное: какой рояль купить.
Они перебрали все возможные варианты. Обсудили достоинства и недостатки инструментов, производимых на фабриках вблизи Магдебурга, в Лейпциге и Берлине. Но одного взгляда на старый усталый «Гротриан – Штайнвег» хватило, чтобы сделать выбор: новый рояль должен быть кровным братом старого пианино. Это может быть только «Гротриан – Штайнвег».
После четырехчасового путешествия в трех частях с паузами в Хельмштедте и Кёнигслуттере она добралась до цели – вокзала в Брауншвейге.
Выглянув в окно, Ортруда увидела, что вокзал был в том же состоянии, в каком пребывала вся воюющая прусско-германская империя: всюду царили хаос и неразбериха.
Но Ортруде это было не важно. Она поднялась со своего места, немного размяла затекшие ноги, сняла с багажной полки чемодан, спокойно дождалась своей очереди, покинула вагон последней и оказалась на платформе – среди шума, криков, встреч, объятий, слез, чемоданов, узлов, мешков с письмами…
Она хотела спросить у кого-нибудь, как пройти на Циммерштрассе – улицу, где находилась фабрика «Гротриан-Штайнвег», – но люди двигались слишком быстро, быстрее, чем пальцы Антона Рубинштейна[26]. После нескольких неудачных попыток она решила обратиться к усталому, задерганному почтовому служащему, еле видному за горой мешков с письмами, которые ему предстояло разобрать. С большим трудом ей удалось пробиться к нему.
– Проще простого, – ответил тот на вопрос Ортруды, оторвав озабоченный взгляд от своих мешков. – Не заблудитесь.
Следовало идти все время на север, пройти мимо Фивегсгартена, мимо замка и оперного театра. Минут двадцать пешком. Максимум двадцать пять.
Ортруда бросила взгляд на вокзальные часы – времени до встречи, назначенной ей господином Вильгельмом Гротрианом-младшим, было предостаточно.
Она застегнула пуговицы на шубке, подхватила чемодан и зашагала в сторону Циммерштрасе.
Толстая пачка писем Йоханнеса во внутреннем кармане шубки слегка давила ей на грудь. Ортруда ни за что не хотела расставаться с ними и взяла их с собой. Шагая по незнакомому городу, она мысленно перечитывала письма сына – она знала их наизусть и могла процитировать любое от начала и до конца. Особенно последнее – то, что привело ее в Брауншвейг.
Аррас, воскресенье, 10 октября 1915 года
Дорогая мама!
У меня прекрасные новости!
Я хотел поделиться ими с тобой раньше, но решил подождать до сегодняшнего дня.
В следующем месяце мне дают двухнедельный отпуск!
Сегодня утром наш сержант это подтвердил. Две недели отпуска! Представляешь? Наконец-то вспомнили, что мы здесь уже целый год торчим.