написав: «Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех…»; и еще (там же): «Быть знаменитым некрасиво, не это поднимает ввысь…».

В целом же я, наверно, пишу сейчас о вещах обыкновенных, обыденных и общеизвестных, но пишу о них, поскольку хочу с самого начала выставить четкие якоря предлагаемой читателю книги. Потому что действительно «В начале было Слово…»[7]. Или, как много позже сказал поэт, «Сначала было Слово печали и тоски…»[8] (и такое мироощущение также близко моей душе).

Теперь еще надо написать относительно содержательной составляющей предлагаемых текстов. Поскольку те немногие, кто знакомился с написанным мною, частенько задавали мне вопрос о соотношении реальности, правды жизни с выдумкой и вымыслом в моем творчестве, то есть о придуманных мною и реально имевших место в действительности событиях, постольку я хочу прокомментировать здесь и этот момент. На мой взгляд, лучше, чем Булат Шалвович Окуджава о таком стиле письма и не скажешь. А сказал он следующее: «Были дали голубы, было вымысла в избытке, и из собственной судьбы я выдёргивал по нитке…». И у меня тоже всегда получалось именно так, то есть «выдёргивать по нитке» из своей жизни и судьбы… Правда, справедливости ради, отмечу здесь, что некоторые из написанных мной произведений всё-таки являются абсолютными слепками с действительности один в один (так называемые зарисовки с натуры) – это, например, рассказы «Старинные часы», «Пока кипятится молоко», дилогия «Анна», зарисовки «Исповедь», «Зимняя прелюдия», «Улыбка», отдельные части из повести «Судьбы», некоторые очерки из «Мыслей вслух», очерк о моих родителях, и некоторые другие.

А в целом, стихотворение Булата Шалвовича Окуджавы «Я пишу исторический роман» полностью соответствует и моему мироощущению глубинной сути писательства и художественного творчества, оно близко и созвучно мне. Поэтому я привожу его здесь полностью:

«В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо.
Исторический роман
сочинял я понемногу,
пробиваясь как в туман
от пролога к эпилогу.
Были дали голубы,
было вымысла в избытке,
и из собственной судьбы
я выдёргивал по нитке.
В путь героев снаряжал,
наводил о прошлом справки
и поручиком в отставке
сам себя воображал.
Вымысел – не есть обман.
Замысел – еще не точка.
Дайте дописать роман
до последнего листочка.
И пока еще жива
роза красная в бутылке,
дайте выкрикнуть слова,
что давно лежат в копилке:
каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит,
как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…[9]
Так природа захотела.
Почему?
Не наше дело.
Для чего?
Не нам судить».

И напоследок скажу, что примерно за двадцатипятилетний период активного творчества было написано в разы больше того, что было отобрано и вошло в эту книгу (особенно это касается юношеских стихов, а также некоторых детских рассказов и повестей). Бо́льшую часть написанного я отбраковала и утилизировала, будучи в достаточно зрелом возрасте. А из оставшегося уже сегодня отбирала, на мой взгляд, наиболее завершенные вещи, имеющие законченный вид по форме и содержанию, а потому достойные внимания моего читателя. Сама я считаю вершиной всего своего литературно-художественного творчества повесть «Судьбы», рассказы «Осенние холода», «В гости к Богу» и «Случайность», стихотворный перевод из Вильяма Шекспира, стихотворения «Серая верба» и «Этот бокал», а также некоторые очерки, написанные в последние годы.

Книга сознательно издается мною под псевдонимом (фамилия Кузьминская – это девичья фамилия моей бабушки по отцовской линии), поскольку я хочу избежать смешения литературно-художественного творчества автора с его научно-исследовательскими и учебно-методическими работами, которые на протяжении моей 42-хлетней профессиональной деятельности писались и публиковались на нескольких языках (русском, английском, французском и японском) в количестве, превышающем 160 наименований, включая персональные монографии и учебники. Потому что это уже совсем другая история…