Постояли, побеседовали и уговорились встретиться через полтора часа уже дома у Станцова – для продолжения разговора и потребления спиртных напитков.

С такими намерениями Алексей Аркадьевич зашёл в метро и в окружении монотонного умиротворяющего шума и света счастливый поплыл вниз. Выпитое грело его душу, и ему было тепло и уютно в этом тёплом пространстве с его тусклым светом, тёплой энергией живого вещества внутри и в ближайшем окружении.

Внизу, при входе на эскалатор, двое милицейских привязались к проезжающему гражданину: видимо, тот был несколько выпивши. Несмотря на клятвенные уверения последнего, что он живёт-де совсем рядом и принял-то не более ста грамм, что, пожалуй, вполне соответствовало действительности, никак не хотели с ним расстаться; дали ему по голове и пинками потащили далее.

Приблизившись, Алексей Аркадьевич предложил, чтобы оставили человека в покое:

– Давайте я его до дома доставлю. Он же совсем крепкий.

Милиция на это ему ответила крайне дерзко, мол, сейчас сам пойдёшь, а один даже сунул что-то в нос так, что у Алексея Аркадьевича потемнело в глазах. Однако же собрался он довольно быстро, вымолвив: «Ну, это совсем», – и сразу нанёс удар кулаком сверху, осадив ярыжку до земли. Второй уже бросил своего недавнего оппонента и налетел на Алексея Аркадьевича, но у того рука оказалась длиннее, и последний наткнулся на вытянутый вперёд кулак, разбил нос, отлетел шага на три и стёк по стенке вниз. Первый уже поднялся и попытался накинуться на Алексея Аркадьевича, но кто-то из проходящих мимо людей сделал ему подножку, и тот снова растянулся у всех на виду, на этот раз, похоже, потянув себе пах. Алексей Аркадьевич крикнул проходящим, чтобы забрали бывшего подопечного наверх, а то последний уже, осознав немного действительность, вознамерился пособить Станцову, но Алексей Аркадьевич сказал, что сейчас он закончит и тоже пойдёт домой, тем более что ловить здесь больше нечего. В это время осевший по стенке поднялся и попытался предпринять какие-то действия, но получил от Алексея Аркадьевича средней тяжести удар в лоб и отлетел на уходящий вверх эскалатор. Станцов обернулся к его растянутому напарнику.

– Справишься?

Тот попытался встать. Алексей Аркадьевич приподнял его за воротник и погрузил на ступени, кинув вслед утерянную фуражку.

До своей станции он добрался без приключений, вышел на воздух и вновь ощутил радость жизни, вдохнув свежего пространства. До подхода Осмоловского оставалось ещё минут пятьдесят – спешить было некуда, и Алексей Аркадьевич тихонько направился к дому.

По дороге он прикупил спиртного, а вошедши в дом, принялся ждать Осмоловского.

Долго ждать себя Осмоловский не заставил, явившись вовремя, даже чуть раньше.

– Алексей Аркадьевич, я не опоздал? Нет? Давай начинать. – У меня душа горит и просит. Я не могу.

Осмоловский с принесённой бутылкой прямёхонько двинулся к столу и, не обнаружив там стопок, немного изумился промедлением.

– День-то какой, Алексей Аркадьевич! Ты что такой грустный? – Давай посуду! Не заставляй меня дуть из горла – мы же не на улице. Я немного на зуб захватил. Надо выставить. Три минуты. Медлить нельзя… Время уходит…

Всё было выставлено экспрессом, а Станцов в полёте уже мчал с посудой и прочей мелочью.

– Ну, давай, Алексей Аркадьевич! Будем надеяться, не последняя.

Осмоловский опрокинул стопку и с чувством глубокого удовлетворения опустился на стул.

– Хорошо… Очень хорошо… Вот так бы жить… Никак не могу смириться с мыслью, что огромную часть получаемых средств приходится тратить в пищу. На это уходит слишком много жизненных сил, и такая ситуация имеет дурной характер. Какая масса производительных и творящих способностей человека просто сходит на нет! Где ж это видано, дорогие мои! – Осмоловский сделал почти ошарашенное лицо. В его глазах застыло неподдельное возмущение несуразностью данного факта и решимость исправить такое непотребное положение. – Скажи, пожалуйста! Как это понимать? Это чего? – больше заняться нечем? – Давай ещё по одной – для удовлетворения.