Казалось, что я только провалилась в сон, как сразу же проснулась от того, что Эбби толкала меня в плечо. Приложив палец к губам она дала понять, что нужно вести себя тихо, потом указала на дверь в спальню после чего приложила палец к уху, говоря этим жестом, чтоб я прислушалась, что я и сделала. Сердце бухнуло в груди. За дверью кто-то стоял. Стоял переминаясь с ноги на ногу и тихонько перешептываясь с кем-то другим. Слов было не разобрать, но ясно было, что собеседник один. Мы с Эбби медленно встали. Их двое, как и нас. Подруга протянула мне Зиг-Зауэр, а сама обеими руками взялась за Беретту. В это время дверная ручка начала медленно поворачиваться. Мы сделали пару быстрых и бесшумных шагов вперед и встали к стене у двери, как раз в тот момент когда дверь открылась. В проеме появилась изогнутая тень, (в темноте было трудно разобрать, что именно это было, но кажется это была кочерга) а за ней руки крепко ее сжимавшие. Эбби стояла ближе к двери. Она позволила одному человеку войти. С быстротой молнии она ударила его по затылку рукоятью пистолета и крепкий парень с грохотом повалился на пол, а в это время вторая тень замахнулась над ее головой. Я успела перехватить каминный совок прежде чем он задел Эбби. Одной рукой я схватила совок, а второй, державшей пистолет, резко ударила куда-то в область головы нападавшего. Совок выпал у него из рук, сам он осел. Подруга развернувшись направила пистолет в дверной проем. В тот момент я ощутила себя буквально мастером боевых искусств, никогда бы не подумала, что у меня такая отличная реакция, но чувство восторга прошло так же быстро, как появилось – нападавший издал стон и это был стон девочки-подростка. Эбби достала фонарь и направила его девочке в лицо. Ей было не больше шестнадцати лет, она аккуратно ощупывала пальцами разбитую скулу. Мной разбитую скулу.

– Вы кто такие? – Громко и властно спросила Эбби. Она перевела свет фонаря на лежавшего на полу молодого парня, которого вырубила. – Сколько вас еще здесь?

– Только мы. – Девочка говорила сквозь подступившие слезы. – У нас ничего нет, нечего красть.

– Мы не собирались ничего у вас красть. Вы зачем напали?

– Зачем? Чтобы вы не убили нас первыми! Вы же залезли в наш дом!

– Мы не стали бы вас убивать, вы же дети! Мы вообще не знали, что здесь еще кто-то есть!

– Эбби, опусти пистолет. – Аккуратно вмешалась я. – И, думаю, надо парня в чувство привести. Вы прячетесь здесь? – спросила я у девочки.

– А вы как думаете? В город ведь проход закрыт. Если не к Бобби Грину, значит в могилу, так?

– Что за Бобби Грин? – Спросила Эбби переворачивая парня на спину.

– Вы что, не местные? Грина не знаете? – Она поморщилась от боли в скуле, а я поморщилась от чувства вины и помогла ей подняться на ноги. Эбби хлопала парня по щекам, а он только пару раз всхрапнул в ответ и мы решили оставить его в покое, пока он сам не очнется. Девочку мы расспросили о ситуации в городе и, пока я накладывала ей пластырь на скулу, она рассказала нам о Роберте Грине – бывшем мэре города, ныне – его «владельце», который вместе с продажными копами и другими, не самыми законопослушными личностями, держит в страхе весь округ. Все выжившие работают на него, иначе – пуля в лоб.

– Этот гад всех под себя подмял. – Сказала девочка и прослезилась. – Папа мой так говорил. Они с мамой ушли искать еду несколько недель назад, с тех пор мы с братом их не видели. Да, это Филипп. – Она небрежно ткнула в храпящего парня пальцем. – Мой старший брат. Я Ева, кстати.

Когда Филипп наконец пришел в себя мы рассказали им откуда мы приехали и куда направляемся, предложили ехать с нами в Объединение, но они отказались, ведь их родители «могут вернуться в любой момент». Мы же с Эбби понимали, что при таком раскладе родителей они вряд ли увидят еще хоть раз. Ребята были голодны, запасов еды у них осталось совсем мало, так что сами бы они тоже долго не протянули. Мы с подругой твердо решили убедить их поехать с нами и доставить их в Убежище. Но для начала, как следует накормили их куриным супом из банок и крекерами, угостили газировкой и предложили хорошенько выспаться – завтра предстоял трудный день.