– Куда? А почем я знаю? – задумчиво произнес Профессор. – Ты что, дурашка, не понял, что мы не вольны выбирать себе путь? Куда дунет, туда и полетим. Понятно, ротозевс?

Лагутенко приуныл, раскачиваясь на ветру, как спартаковский вымпел.

В эту странную экспедицию Лагутенко попал каким-то чудом.

Как-то утром, стоя на балконе своей квартиры в одном из районов Лондона, он заботливо поливал из гигантской лейки свои фуксии и традесканции. Он был так зачарован своим занятием, что и не заметил, как из-за угла небоскреба показался воздушный шар малинового цвета с двухъярусной кабиной управления.

Шар хищно приближался.

И в это мгновение на мостике появился сам Профессор Громов с рюкзаком и при шпаге:

– Какая удача, – растянулся в улыбке Громов. – А вот и золотое руно! Я, пожалуй, сдеру с него шкуру. А его нежнейшее мясо…»

…когда в дверь неожиданно позвонили. Парвати открыла дверь, и почти сразу же Афродита обрушила на него всю мишуру своего сияния.

– Мы сейчас были у Фетиды. Вчера у неё были схватки, и её забрали в роддом.

– Уже? – удивился Тристан, невольно прервав чтение. Несмотря на то, что ему уже была безынтересна судьба Фетиды, он удивился. – Но ведь нет ещё и восьми месяцев, неужели она так плохо подогнала время? – добавил он в сторону.

– Не знаю, – отстранённо ответила Афродита. На его немой вопрос. – Не знаю, что ты ей там наговорил, но она хочет отказаться от ребёнка!

И из глаз её хлынули слёзы.

Но что он мог сделать? Он, конечно же, понимал что для Афродиты, которая после операции на зоне уже не могла иметь детей, ребёнок её лучшей подруги становился ей особенно дорог. Но к участи самой подруги, со всеми её детьми и неудачами, он был уже абсолютно ровнодышен.

Но не мог смотреть на её слёзы!

Но они так к ней шли, что не мог и отвести глаз!

Ну, куда бы они ещё шли? Ведь красота – это их родина. Естественно, они упирались руками и ногами. Но, под напором новых, срывались с кручи её ресниц.

– Фетида сказала нам, чтобы мы ни в коем случае тебе ничего не говорили. Но я, Афина и Гера решили всё тебе рассказать!

И замолчала. Вероятно думая, что Тристан должен спохватиться и, как истинный джентльмен, омыв в полном от её слёз ведре свои лотосные стопы, ни чуя под собой земли броситься доигрывать роль отца. Сметая их на своём пути, как расставленные в коридоре кегли.

Но её пламенная речь не вызвала в нём никакой реакции.

Ожидаемой нудно и напрасно.

Он опустил глаза и вернулся к чтению:

«Громов сладострастно тянул время за ухо. Но неминуемая участь жертвы была предрешена. Оставалось утрясти пару технических вопросов. Вначале Профессор колебался, как тетива лука, в выборе оружия, или, так сказать, в прикладной науке…»

– Ну, что ты сидишь?! – не выдержала Афродита.

Всё это жутко походило на фарс! Но чего ещё требовать простодушному зрителю, загнанному в угол от нехватки информации, способной разрешить внутренние конфликты Фетиды? Хэппи-энд! Хэппи-энд! Всё требовали хэппи-энда, и это порождало в них жажду активного действия.

Кроме Тристана. Который не испытывал к этому действу ничего, кроме равнодушия.

– А что я должен делать? – понял он, что от него не отстанут. По крайней мере – сегодня. И со вздохом отложил текст.

– Поехали с нами! – оживилась Афродита. – Может, для тебя и лучше чтобы Фетида отказалась от ребёнка, но подумай о самом ребёнке. Каково ему будет расти в приюте, зная о живых мамке и папке?

«Но при чем тут я?» – хотел уже спросить Тристан. И непроизвольно вновь потянул руку к тексту.

Но Афродита опять заплакала.

Тристан устал трогать свою душу её слезами и решив, что его душа и так уже вся залапана, тут же согласился.