И Ганеша уже начинал рассматривать Афродиту, как вариант этой жуткой социальной фантасмагории. Без оглядки на Фетиду. В зеркало заднего вида у Афродиты в машине. Начиная бессознательно прорабатывать у себя в голове вариант будущего сценария этой новой для себя книги «Искушение Ганеши» о его внеземной любви на необитаемом острове его сердца среди всех этих жутких треволнений и существ, одним только представлением об этом вознося и себя и её до невиданных им ранее густых, от чувств, небес. Небеса которого были точно также недоступны для Афродиты, как и небеса Странника – пытливому взгляду местных выродков. Не стоит забывать, что Афродита была гораздо умнее других и от этого не менее мучилась. От непроизвольного излучения его башни (которую Дионис лишь задумчиво потирал) в те моменты, когда сидел с ней рядом и непроизвольно запускал от её рассказов излучатель своих страстей на всю катушку! Заставляя её сжимать зубы от того, как ей, не будь сейчас рядом Фетиды, возможно, было бы с ним прямо здесь и сейчас невозможно хорошо! Чуть ли не кончая.

С ней, как Гоголь. От восторга и предвкушения. Каждый вечер забивая её до смерти прямо по лицу после очередного вознесения с этой Панночкой. У себя в воображении.

Своей низшей сущностью. Ну, не руками же? Обжигая её воображение. Своими польщёчинами!

Как Хома. Своим Хомячком. Слегка, так, переусердствовал. Наслаждаясь Панночкой за обе щёки.

Ну, не мог же Гоголь тогда всё это именно так и описать? Столь же красочно и подробно. Тогда его просто не поняли бы. Даже – Пушкин. Который своими бесконечными похождениями «на лево» (называя всё это загадочным словом «Лукоморье») своего друга Гоголя, даже и не мечтавшего о свадьбе, на всё это только и вдохновляя-ля-ля-л. Маскировать под обычную литературу тех лет все свои сексуальные безумия.

Но теперь – можно. Наконец-то вырваться на свободу! Не даром же его идеалом Всегда была Хладная (Изольда Изо льда). Тогда – Панночка. И Афродита, наивно отвергая вечерами у себя в ларьке его кандидатуру, так и подмывала его основания невероятно космической для неё империи превратить её в русалку для своих бурных за-водных игр в тихой заводи его любви. Подымая своими «странными» на него взглядами со дна его души всю грязь его сексуальных фантазий.

Хайда, который Всегда желал её и только её!

За это ухайдокать.

И бабушка Блаватская, как старая и опытная некрофилка, и сама вызывавшая духов с того света на сеансах спиритизма, лишь подтвердила потом его догадки о том, что секс – есть верная смерь для духа. И убивала их вечерами одного за другим. Одного за другим.

Что и заставит его в дальнейшем жестоко мстить и мстить Афродите, утопая в её страстях. Причем, не раз. И не два. А пока полностью ею не пресытится. Осушив до дна чашу её бассейна. Даже уже и после, чисто из чувства мести, заставляя уже самого себя и её и себя буквально насиловать. Валяясь в грязи на дне её телесных фантазий. Наряду с другими земноводными. Которых она заводьила за нос просто посидеть и послушать музыку. Даже не пытаясь заглянуть за шторку её распахнутого сердца. Распаханного их при-стальными штыками взглядов. Заставляя их обнажать штыки и идти в штыковую со всеми своими сомнениями у себя в душе. Что принимала за туманные пре-красные миражи её размытые очертания.

И жестоко наказывать очередного наглеца! В очереди за счастьем.

Но ведь месть, как и мысль, должны подаваться уже холодными. Хладными. Поэтому…

Он проснулся. Джекилом. Бр-р-р… Ганешей. От поллюции, охладившей его пыл в стынь.

И спешно пошел пообщаться об этом кошмарном – из-за того, что он поел на ночь – сне с Дезом, который и дал ему среди неформалов в Дельфах прозвище «Аполлон» (как Ганеша с тех пор и именовал свой более Высший по отношению к нему самому Разум) за то, что тот постоянно в общении с ним умничал. В отличии от похотливого Диониса, которого Дез, как чистый преданный Кришне, откровенно презирал.