- Я спросила, что-то смешное? Глупость сморозила? - уже злюсь всерьёз. А у Санди аж слезинки собрались в уголках глаз,

- Индри, сестрица, тебе бы надо умыться, а то напоминаешь трубочиста! - взглядываю на свои руки, перепачканные сажей от костра, который я так сильно пыталась спасти, а потом позабыла о том, что копалась в углях.

Прыскаю в ответ. Представляю до чего ж я сейчас неотразима. Хорошо, что есть запас воды. Сначала оттираю руки песком, потом листьями, и только тогда омываю водой, а потом умываюсь. Зеркала нет, так что спрашиваю Санди,

- Ну, что? Всё чисто? – а он вроде как, даже любуется,

- А, ты – красотка, сестричка! – наверное, краснею. Потому что не знаю, приятно мне или неловко, а вдруг, это всего лишь шутка? Алессандро – он такой… шутник.

- Это насмешка? – уточняю на всякий случай, убирая спички, пока не потерялись в песке.

- Это факт! – он по-прежнему лежит на животе, но устроился на сложенных полочкой руках, и может из такого положения созерцать окружающий мир. Вот и созерцает. И его искренняя улыбка подтверждает сказанное. Мне не верится, но уши услышали, мозг принял, а сердце заколотилось от радости. Только бы не разулыбаться, не засмеяться в ответ!

Ну я и дура! Конечно, красавица, когда кругом море, а мы на необитаемом острове. Больно и горестно, оттого, что только таким способом я получаю комплимент от мужчины. Скоро он меня этак вообще будет считать идеальной. На безрыбье и рак – рыба!

- Как твоя рана? – перевожу разговор. Не нужны мне его льстивые признания. Я же прекрасно знаю, что Санди - бабник, каких мало, а может, он вообще, один такой в своём роде: самый ярый и неугомонный, ему бросить пару ласковых слов любой дурнушке, что кошку погладить.

- Если не шевелиться, то почти не болит, и такое чувство, что её стягивает. Это нормально?

- Я посмотрю попозже, - обещаю, - ты придвинешься к костру и будет видно. А сейчас, пока солнце не утонуло в море, мне надо ещё успеть сохранить раковины! – кричу уже на ходу, и убегаю на пляж. Могла бы, конечно, немного подзадержаться, но надо унять дурное сердце. Пусть оно успокоится и отрезвеет, никакая я не красавица, и Санди в меня не влюблён…

Когда возвращаюсь на берег, кусты, граничащие с пляжем, уже отбрасывают длинные тёмные тени. Ещё немного, и всё окутает сумрак. Ничего не успеваю. Странное, забытое ощущение. Дни на острове всегда шли размеренно, приучая к созерцательности и покою. Много ли надо одной не очень спросливой девушке, ну и ещё собаке, разумеется. Но ведь жила же Молли без меня и не умирала, значит, и не помрёт, если что, добудет себе пропитание.

А теперь верчусь ужом на сковородке, а возмутитель моего спокойствия красиво возлежит на ароматных, свежесорванных травах возле костра и в ус не дует.

Я злюсь на себя и негодую на Санди, но понимаю, что по-другому невозможно.

В поисках решения, как сохранить мои деликатесы до завтра, натыкаюсь на неглубокую заводь. Если её перегородить запрудой, то раковины спокойно пролежат в морской воде несколько дней, лишь бы эту кладовую не накрыло шальной волной, иначе моей конструкции придёт конец, и поминай как звали ужин устрицами при свечах. Жаль нет у меня чана с крышкой, как у ныряльщиков в посёлке.

Но иной идеи не приходит, и я усиленно натаскиваю палок и веток из кустов, устраивая запруду, а потом раскапываю поглубже эту самую лужицу и перетаскиваю в неё моё добро. Наказав морским гадам, сидеть смирно, убегаю к своему жилищу уже почти в темноте.

Смешней всего, что моя практичная и лишённая каких бы то ни было иллюзий в отношении мужиков, подруга, на этот раз не побежала меня сопровождать. Ну как же? Кто же останется охранять улов от коварного проглота и неблагодарного бездельника, что разлёгся сейчас возле костра?