- Прикусил? – он даже не понял, не отличил, где я, а где рыба, - извини, сестрёнка, нечаянно, - сестрёнка, вот и отрезвил. Проехали…

- Нет, не прикусил, всё нормально, просто... просто испугалась, что прикусишь, - выкручиваюсь на ходу, - ещё хочешь? - и жду, что скажет, замерла. Я бы скормила ему весь ужин, только бы снова почувствовать нежность его мягких губ.

- Хочу, покорми, пожалуйста, - я счастлива, даже забыла, что сама не ела, - я буду очень осторожен и нежен. Из твоих рук эта рыба - деликатес.

- Льстец, - смеюсь, снова разбираю мякоть от косточек, темно уже, чувствую, что щёки залило румянцем до самых ушей, но хоть не видно. Только блики костра освещают трапезу, мне достаточно, чтобы не промахнуться мимо его рта, - деликатес у нас будет завтра: моллюски.

- Я, вообще-то, гадов не очень уважаю, но вот так, из твоих рук, съел бы что угодно, - потом его осеняет, - Индри, ты сама голодная с утра, давай себя не забывай. Можешь по очереди себе - мне, - хотела было сказать, что не хочу, но перспектива есть вместе, кажется такой заманчивой, когда сначала Санди будет касаться губами моих пальцев, за ним я, а потом наоборот. Чем-то это действо напоминает поцелуй, и даже не из-за того, что голодна, соглашаюсь.

Мы неспешно едим, обмениваемся ничего не значащими репликами и шутками, а я незаметно делаю так, чтобы губы Санди касались меня почаще. Проверяю реакцию своего тела, она не меняется, откликаясь внутренней дрожью на каждое слабое касание. Мне удаётся её скрывать, но сама-то понимаю, что будоражит он меня невероятно. Я, прямо-таки, замираю и не дышу, жду: вот он сейчас приоткроет рот, я поднесу кусочек, и он мягко возьмёт его, поймав кончики моих пальцев горячим ртом, а потом неохотно отпустит, и тогда я сделаю вдох.

Чтобы не выдать заинтересованности, и у парня не возникло подозрений, отвлекаю разговором,

- Санди, расскажи про наш посёлок. Что там нового? Что произошло за последний год? - он призадумывается ненадолго, и, почему-то вздохнув тяжко-тяжко, начинает,

- Неола ушла от жирдяя Джорди, хотела вернуться к нам, но мама сказала, что нечего мужней жене делать в родительском доме, разве что заглянуть в гости на огонёк, а ночевать ни-ни, только в супружеской постели.

- Фу! - как представила голого Джорди, чуть не стошнило, - не надо было замуж за него идти! - я сразу знала, что сестрица не обретёт счастья с безмозглым куском сала, и деньги не помогут, - и куда ж она пошла, бедняжка?

- Сказала: топиться! Индри со свету сжила матушка и меня видно тоже решила! - я уже хочу разреветься, представив, как наша веселушка-хохотушка румяная чернобровая Ола заходит в воду, рыдает или, наоборот, закаменев и сжавшись, молча ступает в глубину и идёт всё дальше и дальше, пока море не забирает её целиком, смыкая тёмные воды над кудрявой головушкой, но Санди успокаивает, - не волнуйся, не успела, Антонио забрал её к себе. Помнишь, того парня-рыбака из бедной семьи?

- Конечно, помню, Ола сразу хотела с ним быть, да Клара не позволила.

- А тут уж никто не спросил. По посёлку слухи поползли, разговоры, но все же знали, что свадьба с Джорди только из-за денег. Так что вскоре, остались разве что, шуточки в адрес кабатчикова сына, что нечем ему видно было удержать резвую молодую кобылку, и стреноженная сбежала, даже богатство не помогло.

- А, что же Джорди?

- На то и кабацкий сын, - посмеивается, - пьёт. А Неола больше к нам ни ногой.

- В общем, отцовский дом тебе полностью достался? - на слове отцовский, сжимается сердце, и в горле встаёт комок, но понимая, что без папы он мне чужой, отпускает. И возникает резонный вопрос, - так какого чёрта тебя понесло сюда? Ты завидный жених с хорошим приданым, чего, дома-то не сиделось? – я, конечно, довольна, что он сейчас здесь, но не за мной же приплыл? Себе-то врать смысла никакого.