Молли в этот час обычно уже отужинав, устраивается на ночлег, а нынче всё не по расписанию. И, кто виноват? Так и вижу её молчаливое праведное негодование…

- Индри, ты куда пропала? Мы уж заждались! – вот ещё один критик на мою голову, только вернулась, отдышаться не успела!

- А, я что теперь, «слуга двух господ»? – надо как-то задвигать эти претензии, хорошо хоть собака не выражается, - взял бы да запёк рыбу, я уж молчу, почистил, просто разложил на углях или на листьях над ними, - ясно, конечно, что нереально ему. Давно ли в себя пришёл. Хоть повеселел и дело глаголит, и тому рада.

- Прости, сестрица, скоро начну помогать, дай ещё денёк отлежаться, - жалобно так, а уж глазки состроил. Я даже в темноте вижу, что смеётся. Иначе не играли бы в этих тёмных зрачках бликами всполохи костра так, будто этот огонь - не отражение, а порожден ими.

Стараюсь не смотреть, а то ещё заворожит, заманит своими чарами, как всех девчонок и женщин нашего посёлка, я ведь и так уже колеблюсь. Лучше уж подброшу дровишек в огонь да займусь ужином.

Рыбы у нас сегодня вдоволь на всех. Даже Молли заметно подобрела, расправившись с двумя крупными тушками, которые я подала ей первой, насытилась и ушла спать, не дожидаясь меня.

Инвалиду пришлось блюдо подносить к носу, а вместо «спасибо» получить в ответ,

- Я что, собака, что ли? – нормальная благодарность!

- С чего ты так решил?

- Так я же не могу без рук есть! – как будто я могу!

- Ешь руками, они вроде бы целы, - не понимаю, чем недоволен.

- Как? Я же лежу! – ох, ты, Боже мой,

- Хуже дитя малого! – ворчу, но подсаживаюсь поближе и принимаюсь разбирать горячую рыбину, отделяя от костей, и подкладываю Санди в рот. А он, как голодный птенец, исправно его открывает. Мне смешно от этой ассоциации, уже хочу прыснуть и назвать его кукушонком, но тут он прихватывает губами вместе с рыбой мои пальцы. Так мягко, так нежно и тепло, что замираю от новизны ощущений, и уже ни капли не смеюсь.

Как он это делает? Вроде бы ничего особенного, скорее всего, случайность, а меня обожгло! Нет, не горячо и не больно, а как-то по-иному. Словно от прикосновения его губ пробежала невидимая волна, защекотавшая пальцы, потом ладонь, увившая браслетом запястье, стрельнувшая вверх по руке и попавшая в грудь и живот, разбудившая тревожный радостный трепет, именуемый бабочками, а я бы сказала, мотыльками, потому что мотыльки нежнее, невесомее, светлее…

Мой сводный явно владеет каким-то тайным умением, иначе, откуда вот эта магия? Почему достаточно его заинтересованного взгляда, улыбки, слова, что любая девчонка, которой они адресованы, сразу готова свалиться к его ногам. Неола не в счёт, всё-таки сестра, ей на брата вообще пофиг. Она, словно никогда не замечала его красоты, да и как, замечать-то, если от своего рождения видит каждый божий день. У меня на все эти штучки за много лет тоже устойчивость выработалась, по крайней мере, по любому поводу к его ногам не валюсь, и от всякой ерунды ноги не подкашиваются. Когда братец волок меня в свою опочивальню, вообще, ничего не подкосилось. Наоборот, захотелось его прибить. Но странное дело, зла не держу, болван и есть болван.

А вот это нечаянное касание губами ошеломило. Оно показалось таким интимным, доверчивым, таким трогательным, что я, от нахлынувшей бури чувств, чуть не расплакалась. Что со мной творится? Так захотелось, чтобы это длилось вечно, чтобы мягкие тёплые губы Санди ласкали и согревали мои, вдруг ставшие невероятно чувствительными, пальцы, что… одёрнула руку. Наваждение какое-то!

Видимо, получилось слишком резко, так что парень поднял на меня удивлённый взгляд,