– Держите, братцы…
Аникин еле успел подхватить рухнувший вниз «ДТ».
– Давай, Саранка, не спи…
Саранка достаточно ловко поймал три пулеметных диска к «ДТ», один за другим брошенные танкистом из проема люка. Затем его тело, словно мешок, вывалилось прямо на головы штрафников.
– Есть кто живой еще? Есть кто живой…
Танкист, не слыша вопросов, хрипел про фашистов, ошалело порывался бежать бить гадину.
– Ты слышишь или нет?! – Аникин, тряхнув за грудки, стянул с него шлем. Кровь алыми струйками текла из ушей танкиста.
– Не слышит он, перепонки, видать – в клочья, – констатировал Крага. – Дай ему лучше в рыло, придет хоть в себя.
– Я тебе сейчас… в рыло…
Танкист, видимо, по губам понял, о чем его спрашивают. Немного утихнув, он замотал головой и схватился за уши. Видать, почувствовал боль, приглушенную первой волной шока.
– Убило командира, наводчика Саню… Всмятку обоих… в башню… – сбивчиво затараторил танкист, пытаясь вырвать из рук Аникина пулемет. – Авилов, механик, не дышит, кровища из ушей…
Он шлем снял, жарко ему было…
– Да погоди ты… – Аникин осторожно, но властно стиснул дрожащие кисти танкиста. – Куда тебе сейчас пулемет…
Но танкист не унимался. Он словно понял, что речь идет о пулемете.
– Из-за него задержался… Без «курсового», решил, не уйду… Вылезу и всех за Авилова покромсаю… Заклинило шаровую от попадания… Провозился, пока снял пулемет…
– Молодец, стрелок… и диски с собой прихватил… – одобрительно заметил Крага.
– Я же говорил, что нажмем на фашиста… – тряхнув в подтверждение своих слов пулеметом, поддержал его Аникин. Теперь фашистам можно дать прикурить.
Танкист снова дернулся, пытаясь выхватить пулемет:
– У Авилова трое детей, девочки, младшей – год и два месяца… Давить фашистов, за Саню, за Авилова…
– Дай ты ему свою «эсвэтэшку»! – подсказал Крага.
На миг Андрей заколебался. Слишком привык он к своей винтовке. Можно сказать, сроднился с ней. Ежедневная чистка и смазка своей «эсвэтэшки» стали для Аникина своеобразным ритуалом, любимым часом суток. Колобов то и дело его подначивал: «Жене твоей, Андрюха, ох повезет – ласковый муж достанется. Вона как ты за ней ухаживаешь». Уходу за оружием Аникин научился у прежнего владельца винтовки – старшины третьего взвода Прокопчука. Основательный мужик, с хохлацкой хозяйственной жилкой, родом из Прикарпатья, из-под Черновцов, Прокопчук любил приговаривать: «На кажние сутки я маю две задачи: як зробити жратву для взвода, и як привести в гарний вид свою кралечку». Иногда он даже разговаривал со своей винтовкой: «Ось, не дай бог, убьет меня немчура, кто за тобой будет ухаживать? Слышь, Аникин, возьмешь тогда сироту. Пусть в хорошие руки достанется. А то знаю я этих лоботрясов – доведут механизм до истерики и коту под хвост». Колобов за разговоры эти отчитывал, говорил, мол, нечего смерть на себя накликать, а Прокопчук только отмахивался.
В ответ на заботу и аккуратный уход «кралечка» платила хозяину взаимностью. Автоматическая винтовка хотя и была капризнее в обращении, чем, к примеру, рядовая «мосинка», но в бою отвечала надежностью, была на порядок точнее и скорострельнее. Осиротела «кралечка» Прокопчука при переправе. Штрафную роту бросили на прорыв эшелонированной обороны немцев без артподготовки. Взвод Колобова уткнулся в пулеметные гнезда и лег посреди покрытого легкой стерней поля – как на стол. После того как поле перемесили минометы, двинули «тигры», перемесив оставшихся после обстрелов. Из взвода выбило тогда две трети. Две недели прошло, а кажется, целая вечность. И комвзвода пережил своего старшину ненамного – всего лишь на эту двухнедельную вечность…