Но приказ есть приказ.

Кроу оказался у неё за спиной прежде, чем она успела что-либо осознать. Короткий, точный удар локтем в основание шеи.

Кира не издала ни звука. Её тело обмякло, голова бессильно упала вперёд, а ноги подкосились.

Калеб шагнул вперёд прежде, чем она упала на холодный металлический пол. Его руки подхватили её, осторожно, почти бережно.

Он посмотрел на её лицо. Даже бессознательная, она выглядела сильной.

– Ты поймёшь, Кира, – тихо сказал он, почти шёпотом. Его голос был наполнен непонятной смесью грусти и надежды. – Ты должна понять.

Он повернулся к Кроу, который всё ещё стоял позади, угрюмо глядя на происходящее.

– Надеюсь, ты не переборщил, – сказал Калеб.

Кроу стоял молчаливый, его взгляд был прикован к Кире. На мгновение его руки дрогнули, как будто он хотел убрать её выбившуюся прядь, но остановился.

– Я сделал всё, чтобы не навредить, – тихо ответил он. Его голос звучал мягче, чем обычно, в нём звучала тень сожаления.

Калеб коротко кивнул, но не стал ничего говорить. Вместо этого он осторожно поднял Киру на руки. Его движения были удивительно аккуратными, словно он держал хрупкую фарфоровую статуэтку, которую боялся разбить.

Он направился к двери, не оборачиваясь.

– Это был не твой выбор, Кроу, – бросил он через плечо.

Кроу задержался на месте, его взгляд стал тяжёлым, но он всё же ответил коротко, почти шёпотом:

– Знаю.

Операционный блок встретил их холодным светом ламп. Стены, выкрашенные в стерильный белый, отражали этот свет, усиливая ощущение стерильности. В воздухе висел запах дезинфекторов, который раздражал нос. Всё здесь казалось механическим, лишённым жизни.

Персонал уже был на месте, одетый в чистые белые халаты. Рядом стоял рентген-томограф с 3D-визуализацией нервных окончаний, его монотонное гудение заполняло тишину комнаты.

– Быстро, – сказал один из врачей, жестом указывая на стол.

Калеб бережно уложил Киру на криогенный стол. Задержался на миг, глядя на её лицо. Оно было спокойным, но в этом спокойствии таилось что-то тревожное, будто её сознание продолжало бороться, даже в бессознательном состоянии.

Кроу стоял у стены, скрестив руки на груди, и его взгляд был неотрывно прикован к её неподвижному телу. Он ненавидел это место. Слишком холодное, слишком стерильное, слишком механическое. В каждом углу ощущалась отчуждённость.

Врачи начали работать молча. Их движения были точными, выверенными, словно это была обычная процедура. Но это не было обычной процедурой.

– Никогда не видел модель такого уровня, – сказал один из врачей, разглядывая нейрочип, который держал в пальцах. Его поверхность блестела под светом ламп, и крошечные микросхемы едва виднелись в сложной конструкции.

Он повернул чип в пальцах, словно изучая артефакт из далёкого прошлого.

– Новый будет работать куда лучше, – отозвался второй врач, не поднимая глаз от инструментов. Его голос звучал уверенно, но в нём ощущалась напряжённость. – Если… конечно, всё пройдёт гладко.

Первый врач коротко усмехнулся, его губы дрогнули в слабой улыбке.

– Если. Это ключевое слово.

Кроу нахмурился, его взгляд стал жёстче. Он сделал шаг вперёд, и его массивная фигура будто заполнила половину комнаты.

– Что значит "если"? – его голос прозвучал резко, почти угрожающе, нарушая стерильную тишину операционной.

Оба врача обменялись взглядами, их движения замедлились, как будто они не ожидали такого вопроса. Наконец, один из них заговорил, стараясь сохранить спокойствие:

– Мы впервые устанавливаем такой нейрочип… человеку.

– А на ком же ещё мы могли бы его протестировать? – добавил его коллега, не поднимая глаз. В его голосе прозвучал сарказм. – На крысах?