Общение с Джоном пришлось перевести в формат переписки, потому что показываться в таком виде на камеру человеку, который тебя в живую никогда не видел и может сложить превратное впечатление - затея провальная. Зато перед Малиновским хочешь или нет приходится светиться с немытой головой, пылающим щеками и распухшим носом. Не очень приятно, но выбора нет, к тому же он повадился вламываться без стука или после предупредительного скребка, после которого невозможно успеть глазом моргнуть, не то, что привести себя в порядок.

Вот и сейчас, едва заслышав на ступенях торопливый топот и протяжное: "Лапуля-я, твой Айболит вернулся с добычей", я успеваю только убрать за уши растрёпанные пряди, как он уже вламывается в комнату. В руках бумажный пакет со знакомым логотипом, на лице лучистая улыбка.

- Это что ещё такое?

- Бургеры, картошка-фри и изумительные куриные наггетсы. На твою долю взял. Чуешь, как пахнет, - суёт мне под нос упаковку, но я только кривлюсь:

- У меня нос заложен.

- Поверь на слово - съедобно. Всё лучше, чем бурда, что твоя подружка оставила, - он падает вдоль на софу и вытягивает длинные ноги. Те не помещаются на крошечном диване, поэтому босые ступни свешиваются с подлокотника.

- Это не бурда, это бульон, - поправляю, вгрызаясь-таки с бургер. - Кстати, куда ты его дел?

- Кого?

- Бульон.

- Туда, где ему самое место: спустил в унитаз.

- Малиновский! Цветкова старалась! - возмущаюсь, на самом деле мысленно говоря ему спасибо. Бульон и правда был ужасен. - Только ты ей не говори, - и добавляю: - А то ещё привезёт же.

Малиновский весело смеётся, откусывая огромными кусками биг-мак. И вроде бы ничего такого не происходит: и выгляжу я страшилищем, и состояние не ахти, а на душе от чего-то так хорошо. К своему стыду отмечаю, что даже после общения с Джоном давно подобного не ощущала.

Это всё из-за потери визуального контакта, определённо! Нужно срочно привести себя в порядок и устроить видео-связь. Или хотя бы позвонить, услышать его голос.

В пять утра мне от чего-то не спаслось и я хотела было набрать ему, потому что в Аризоне как раз был ещё вечер и Джон точно не спал, но кое-что помешало мне это сделать...

- Малиновский, а ты чего сегодня ночью на софе спал? Богдан перестаёт болтать ногой и неуловимо напрягается:

- Не спал я здесь. С чего ты взяла.

- Не ври. Я утром рано проснулась, ты вот на этом же самом месте скрюченный лежал.

Он привычно дёргает плечом и запихивает в рот остатки бутерброда.

- Не знаю. Случайно уснул, наверное, - бубнит с набитым ртом и я прищуриваюсь:

- Я в двенадцать спать ложилась, тебя здесь не было. То есть, ты уже после притащился. Мы же договорились, что до приезда отца ты капитулируешь и каждый властвует на свой территории. Так что ты потерял в моём лазарете?

- Зашёл ночью кое-что из ящика забрать, а у тебя было такое тяжёлое дыхание... Короче, отстань. Это как бы мой дом и моя комната, - он стряхивает крошки с растянутой домашней футболки и поднимается. - Да и мне твоя подруга весь мозг проела, что если с тобой что-нибудь случится - мне хана. Физической расправой грозилась. А я с сумасшедшими связываться не привык.

- Но со мной же связался.

- На свою голову.

- Подожди, - меня озаряет не слишком приятная догадка: - получается, ты всё это делаешь по просьбе Цветковой? Ну вот эти лекарства все, чай с мёдом, и сам весь такой паинька.

Он ничего не отвечает и просто скрывается за дверью, а я ощущаю себя неприятно уязвлённой.

И как это теперь понимать?

15. Часть 15

***

Утром меня будит невероятно горячий солнечный луч, который неумолимо прожигает дыру в моей щеке.