И это подводило его к пониманию всей системы целиком. Три судьбы – это плата за активацию, за сам факт исполнения. А подвох буквальности – это встроенный механизм контроля, наказания или просто извращенной иронии, который гарантировал, что желание, скорее всего, принесет больше проблем, чем пользы. Система не просто исполняла желания за цену, она играла с желающим, используя его собственные слова против него.

Кем бы или чем бы ни была та сущность, что протянула ему эти правила, она обладала холодным, расчетливым, почти компьютерным разумом и черным чувством юмора. Она не давала даров, она предлагала сделки с заранее прописанными штрафами за неточность в договоре.

Марк потер виски. Голова гудела от этих размышлений. Он собрал все части головоломки: Цена (Три Судьбы: Гибель, Клеймо, Поступок) + Условие (Желание исполняется Буквально). Все логично, в рамках своей извращенной системы. Но не хватало главного – активатора. Интерфейса. Черного куба размером с мяч.

Без него все эти правила были лишь теорией, интеллектуальным упражнением. Но если Куб найдется… если он снова появится… игра начнется по-настоящему. И Марк, несмотря на весь свой цинизм и расчетливость, не был уверен, готов ли он стать ее участником. Хотя… азарт узнать, как это работает на практике, уже шевелился где-то в глубине его холодного разума.

Он перевернулся на другой бок, закрыл глаза. Хватит на сегодня анализа. Нужно спать. Завтра – новый день, новые задачи. Но теперь к его обычной повестке дня добавился еще один пункт: быть начеку. На случай, если недостающее звено этой дьявольской цепи решит снова напомнить о себе.

Утро встретило Марка привычной серостью за окном и ощущением восстановленного внутреннего порядка. Прошлым вечером он сознательно вытеснил иррациональную тревогу, заменив ее холодной логикой и анализом. И это сработало. Он проснулся за минуту до будильника, как всегда, без резкого толчка паники, просто перейдя из режима ожидания в активное состояние.

Первым делом – комната. Это был его ритуал, его способ заземления. Он не просто убирал, он вылизывал свое пространство до состояния хирургической стерильности. Кровать была заправлена с армейской точностью, покрывало лежало без единой складки. Он протер влажной салфеткой идеально чистый стол, убедившись, что на поверхности нет ни пылинки, ни отпечатка пальца. Поправил стопку книг, выровняв их по линейке. Проверил положение ручек в стакане – строго параллельно. Осмотрел пол – ни соринки. Каждый предмет занимал свое единственно верное место. Этот тотальный контроль над небольшим участком физического мира давал ему иллюзию контроля над хаосом всего остального. Сегодня это было особенно важно – как подтверждение того, что он снова «в норме».

Закончив с комнатой, он прошел в ванную, выполнил стандартные гигиенические процедуры – быстро, эффективно, без лишних раздумий. В зеркале на него смотрел привычный Марк – спокойное, чуть отстраненное лицо, холодные глаза без следов вчерашней тревоги. Маска была на месте, сидела плотно.

На кухне он налил себе кофе из машины, проигнорировав оставленный кем-то на столе недоеденный бутерброд и грязную чашку. Мать появилась из своей комнаты, уже одетая для работы, с недовольным выражением лица. Она бросила на него короткий оценивающий взгляд, поджав губы, но ничего не сказала. Марк тоже молчал, сосредоточенно потягивая кофе. Тишина была напряженной, но привычной.

Он допил кофе, сполоснул чашку – единственный акт поддержания порядка вне своей комнаты – и направился к выходу. Рюкзак уже ждал у двери, собранный с вечера.