Подсознательные Драйверы: Его стремление к власти, контролю, превосходству – это были не только холодные расчеты, но и глубинные, возможно, подсознательные драйверы, связанные с его личностью, его "разломом". Желание быть "избранным", "уникальным", "умнее всех" – все это имело эмоциональную подоплеку, пусть и тщательно скрываемую. Запросив полное отсутствие подсознательного влияния, он, по сути, отключил и эти глубинные мотиваторы от процесса оценки результата. Он все еще стремился к контролю (это было заложено в его базовые параметры, выбранные Кубом), но сама радость от достижения этого контроля исчезла.

Исключение "Шума": Любая эмоция, даже холодный азарт, с точки зрения идеальной логической машины является "шумом", искажающим чистый анализ. Куб просто выполнил запрос: убрал весь шум, оставив только стерильный процесс обработки данных и констатации результатов.

Восприятие Марка:

Сам Марк, лишенный способности к саморефлексии благодаря первому желанию, не видел в этом проблемы. Он не анализировал отсутствие эмоций. Он просто констатировал факт: анализ стал чище, логика – безупречнее. То, что вместе с когнитивными искажениями исчезло и чувство удовлетворения, его мозг просто не регистрировал как нечто важное или ненормальное.

Он встал из-за стола. Операция завершена. Новая способность получена. Система функционирует. Эффективность повышена. Все шло по плану. Отсутствие привычного холодного огня внутри он мог бы списать на усталость или на то, что он просто… привык к успеху. Это было логичное, рациональное объяснение, которое его новый, сверхрациональный ум легко принял.

Он не понимал, что только что сделал еще один шаг к превращению в бездушную машину. Шаг, после которого даже его извращенное наслаждение властью начало угасать, оставляя лишь холодную, пустую функциональность. Он получил то, что просил. Абсолютную логику. Ценой последнего отголоска чего-то похожего на человеческое удовлетворение. И он даже не заметил этой потери.

***

Диагноз прозвучал для Шона как удар молота по стеклу. Меланома. Даже если врач говорил про раннюю стадию, про успешное удаление, про хорошие прогнозы, само слово въелось в мозг, отравило каждую мысль. Рак. Смерть. Неотвратимость. Его и без того хрупкий мир, державшийся на страхе перед сильными и робкой надежде на незаметность, рухнул окончательно.

Операция прошла быстро, почти буднично для врачей, но для Шона это была пытка. Ожидание в коридоре, холодная сталь инструментов, запах антисептиков, боль после анестезии, а главное – унизительное ощущение собственной дефектности, «порчи». Теперь он был не просто Шон-заучка, Шон-шестерка. Он был Шон-с-раковой-родинкой.

Результаты гистологии, к счастью, оказались хорошими. Клетки были атипичными, но злокачественного перерождения не произошло. Врач сказал, что все удалили вовремя, что теперь нужно только наблюдаться. Физическая угроза отступила. Но психологическая – только усилилась.

Слух о его «раковой родинке» разнесся по школе с быстротой лесного пожара. И реакция была именно такой, какой он боялся больше всего. Брезгливость. Отчуждение. Издевательское прозвище «Опухоль». Люди шарахались от него, как от чумного. Те, кто раньше просто не замечал его, теперь смотрели с отвращением. Те, кто был сильнее, вроде остатков Костиной шайки, не упускали случая отпустить сальную шутку или толкнуть в коридоре.

Он пытался следовать совету Марка – игнорировать, держать спину прямо, быть полезным. Но это было невыносимо. Каждый шепот за спиной, каждый косой взгляд, каждое хихиканье – все било по его истерзанным нервам. Он чувствовал себя выставленным на позор, заклейменным, обреченным.