– А вы – можете подумать, что мне всё равно, что думают люди.

– Вам не всё равно. Это видно.

– Верно. Но только тогда, когда речь идёт о вас.

Она помолчала. Затем повернулась к нему чуть ближе.

– Что вы хотите, Робин?

Он посмотрел на неё. Внимательно. Спокойно.

– Ничего. Кроме того, чтобы быть в этом моменте. С вами. Не рядом. Не, напротив. Просто… внутри.

Она усмехнулась. Тихо.

– Вы начинаете звучать, как человек, которому не всё равно.

– Это так.

– Это опасно.

Он кивнул.

– Возможно. Но, мэм… если всё равно – то жить становится бессмысленно.

Она сделала глоток. Медленный. И вдруг сказала:

– Я привыкла к бессмысленности.

Он не ответил сразу. Только взял свою чашку – ему принесли кофе – и медленно сделал глоток.

– Тогда, может быть, я просто посижу с вами… Пока вы не разуверитесь в этом.

Она не улыбнулась. Но её плечи чуть опустились. Рука легко скользнула по бокалу.

– Хорошо, Робин. Но запомните: я не тот человек, с которым остаются.

– Возможно, мэм. Но я – не тот, кто уходит.

Они замолчали. Долго. И в этой тишине – не было напряжения. Только присутствие.

Сделка была назначена на поздний вечер. Старое промышленное здание за пределами города, бывшая мастерская, где-когда- то собирали паровые прессы. Сейчас – склад. Внутри – ящики. На ящиках – номера, выжженные, будто шрамы. Товар – драгоценности. Нечистые, нелегальные, с историей и кровью. Тех, кто их привёз, это не волновало. Вивьен – тоже. Её интересовал только контроль. Она прибыла в чёрной машине, одна. Охрана – за отдельным автомобилем, без имен, без слов. Вивьен вышла первая. В пальто с мехом, с перчатками, с лицом, которое не допускало вопросов. Волосы – собраны, как всегда. Взгляд – вымерен. Сигарета – уже горела, когда она ступила на гравий. Её ждали.

– Мисс Холлоуэй, – сказал главный из другой стороны, пожилой мужчина в шляпе. – Надеюсь, без недоразумений.

– Недоразумения – это роскошь, которую вы не можете себе позволить, – спокойно ответила она.

Они вошли внутрь. Осмотр. Подписи. Обмен.

Её руки не дрожали. Даже тогда, когда один из молодых помощников с той стороны – глупец, с лихим блеском в глазах – попытался шутить. Она только посмотрела на него. Один взгляд. И тот замолчал. Надолго. Сделка завершилась без стрельбы. Это было почти скучно. И это – было тревожным.

Дом встретил её тишиной. Не торжественной, не уютной – той, что гудит в ушах, как ветер в длинных коридорах. В прихожей – ровный свет ламп под матовыми абажурами. На столике – свежий коньяк в графине, письма, аккуратно разложенные, как предательство, сделанное с уважением. Дворецкий склонил голову.

– Добрый вечер, мисс Холлоуэй.

– Всё готово?

– Да, мэм. Вода набирается. Камин в вашей комнате разожжён.

Она не сняла пальто. Прошла мимо. Каблуки отстукивали по мрамору ритм, в котором не было чувств. На лестнице – портреты. Генри смотрел с высоты, как молчаливый приговор. На втором этаже её уже ждала тёплая ванна – старая, с эмалью, в золотых ножках. Пар поднимался от воды, как дыхание времени. На вешалке – халат. На столике – стеклянная пепельница, два тонких полотенца, и флакон с маслом, запах которого она не чувствовала уже год. Вивьен вошла. Сняла перчатки. Аккуратно. Затем пальто. Расстегнула пуговицы блузы. Сняла кольцо с безымянного пальца. Положила в лоток. Осторожно, как оружие. Разделась. Медленно. Не глядя в зеркало. Села в ванну. Вода покрыла плечи, подступила к шее. Тепло разлилось по телу – но не внутрь. Она закрыла глаза. Окунула лицо. Молча. Когда вода остыла, она поднялась. Кожа покрылась гусиной кожей. Волосы влажными прядями прилипли к вискам. Протянула руку к полотенцу. Обернулась. На полу – ровная капля. Как след. Как напоминание. В коридоре уже ждал слуга.