– Но?

– Вчера пришла бумага. Один из его людей пытался переписать пункт в контракте. Незаметно. Без подписи.

– И?

– Это значит, что он думает, будто может управлять изнутри.

Вивьен сделала глоток. Медленно. Поставила чашку.

– Я пойду.

– Нет.

– Я справлюсь.

– Я знаю. Но я сам.

Пауза. Они смотрели друг на друга.

– Ты слишком близка к ним. Они уже чувствуют, что тебя надо бояться. А меня – давно не боятся. Я должен напомнить.

– А если это ловушка?

Он усмехнулся.

– Тогда это будет красиво.

– Это не смешно.

– Я и не смеялся.

Она опустила глаза. Медленно провела пальцем по краю чашки.

– Возьми Гарольда.

– Возьму. Но снаружи. Это личный разговор. Я должен посмотреть ему в глаза. Впервые – за пять лет – я хочу услышать ложь прямо.

Он встал. Подошёл к зеркалу. Застегнул пуговицы. Поправил запонки.

– Не задерживайся, – сказала она, не глядя.

– Не собираюсь.

– Возьми коньяк.

– Уже в кармане.

Он подошёл к двери. Остановился. Повернулся. Посмотрел на неё.

– Если не вернусь вовремя…

– Не продолжай, – перебила она. – Просто иди. Я всё знаю.

Он кивнул. Вышел. Дверь закрылась. Она сидела. Чашка дрожала в руке. Впервые за много лет – её пальцы дрожали. Потому что в этом «я всё знаю» было всё. И она действительно знала.

Склад был новый. Лицо у него – приличное. Бетон. Чистая табличка. Даже лампы не мигают. Всё слишком правильно. Это настораживало. Гарольд остался снаружи, по приказу. Генри прошёл внутрь один. Шёл медленно, как всегда. Спина прямая, пальто не застёгнуто. Под ним – всё, что нужно, если разговор пойдёт в кровь. Хейл ждал. Чистый костюм. Чашка чая. Улыбка. За спиной – двое. Молодые. Руки в карманах. Генри остановился в трёх шагах. Не ближе.

– Ты сам, – сказал Хейл, чуть удивлённо.

– Всегда. Когда речь идёт о чести.

– А ты ещё веришь в это слово?

– Верю в последствия.

Пауза. Молчание.

– Ты принёс бумаги? – спросил Хейл.

– Принёс. Но мне не бумаги нужны. Мне – правда.

– Какого рода?

– Ты хотел украсть. Через подпись. Через тень. Тихо. Не в лоб.

– Ничего серьёзного. Мы могли бы обговорить.

– Мы не говорим, когда уже поставлено имя. Мы молчим и исправляем.

Генри достал флягу, один глоток, поставил на ящик рядом.

– Ты был полезен, Джонатан. Очень. Но ты начал думать, что ты – сам себе хозяин.

– А я не могу быть?

– Нет.

Один из молодых за спиной Хейла пошевелился. Плохо. Нерешительно. Генри не посмотрел.

– Не делай глупостей. Пусть стоят. Пусть слушают, как уходит их покровитель.

Хейл сжал губы.

– Ты пришёл убить меня?

– Нет.

– Тогда что?

– Посмотреть в глаза тому, кто предал. Один раз. Перед тем, как исчезнешь.

Он повернулся. Шагнул к выходу. В этот момент – щелчок. Глухой хлопок. Никаких криков. Генри споткнулся. Резко. Повернулся наполовину. Ударился спиной об ящик. Сначала – тишина. Потом – пятно. Тёмное. Густое. Он посмотрел вниз. На грудь. Пуля. Чётко. Под рёбра. Он сел. Не упал. Сел.

– Гарольд… – выдохнул. Но тихо. Гарольд был снаружи.

Хейл подошёл. Тот самый молодой стоял позади, с пистолетом, и не понимал, что только что сделал.

– Жаль, – сказал Хейл. – Мы могли ещё поработать.

Генри посмотрел на него снизу- вверх.

– Ты – всё испортил.

– Ты знал, чем рискуешь.

– Я знал, что ты слаб.

Он достал флягу. Остаток – в рот. Глоток. Последний. Он медленно опустил руку. В глазах – не боль. Разочарование. Через несколько минут его тело всё ещё сидело у стены. Прямое. Как будто он просто смотрел. В последний раз. Когда прозвучал выстрел, Гарольд не сразу бросился. Он знал Генри. Знал, что не терпит паники. Но когда тишина затянулась, он выскочил из машины.

Рывок. Металл двери. Гул. Склад был мёртв. Запах пороха – свежий. Генри – у стены. Сидел. Как будто отдыхал. Но по лицу было видно – ушёл. Плечи расслаблены. Грудь больше не поднимается. Глаза – открыты, но не смотрят. Он знал, куда смотреть. Внимание – не на рану. На руку. В ней – фляга. Почти пустая. Гарольд медленно опустился. Дотронулся до запястья. Холодно. Взял флягу и положил в карман. Он не плакал. Только выдохнул.