Таз принесли орихалковый, с вплетенными чарами, которые сохраняли воду теплой. На вид он казался медным с богатым узором из камней по окружности. Берилл тщательно умылся и побрился перед зеркалом в тяжелой раме. Обычно у него для этого имелись слуги, но Агат их терпеть не мог и всегда выгонял. Как подозревал Берилл, Агат опасался, что начнет грезить или слуги попросту увидят то, чего не следует.

Болтая костяной бритвой в воде, Берилл мрачно подумал, что его стремление не показывать, что они с братом близки, трещит по швам. Оно привело только к тому, что в это верит Агат. А вот во дворце наверняка даже слугам известно, что он пошел к брату после его стычки с отцом, еще и уснул тут. Слуги, которые принесли воду, точно его видели.

Проклятье!

Ашнара тоже как-то заметила, что это довольно глупо. Берилл не стал – попросту не мог – рассказывать ей, что до сих пор слишком хорошо помнит смерть Алмаза. Накануне они втроем смеялись, и Алмаз обещал подучить братьев стрелять из лука. Они планировали устроить охоту. Обсуждали предстоящий пир принцев.

А потом Алмаз корчился на полу, посиневший, кашляющий кровью, не в силах сделать новый вдох.

Берилл знал, что быть принцем опасно. Но еще опаснее тем, кто рядом с ним. И разумные доводы, что Агат тоже принц, не срабатывали. Берилл боялся. Даже Алмаз, с детства воспитывавшийся как наследный принц, не смог противостоять интригам. Что мог сам Берилл?

– Потом в купальни зайдешь и хоть весь день плескайся, – Агат протянул брату один из своих мундиров. – Одевайся. Иначе выглядишь как солдат, который в борделе ночь провел.

– У себя переоденусь.

– Нет времени.

– Почему?

– Отец зовет.

Берилл сжал губы и скинул помятый камзол. Агат сам успел одеться в строгий темный мундир, застегнутый на все пуговицы. Так любил отец.

– Что ему нужно?

Агат пожал плечами:

– Давай выясним побыстрее.

У него наверняка до сих пор болела спина.

Великий император Шеленара разбирал документы в одной из восточных комнат дворца. Чуть менее официально, чем кабинет, – министров и советников так бы принимать не стал, а для встречи с сыновьями годится.

У дверей стояли воины личной гвардии императорской семьи: неподвижные фигуры в темной коже с орихалковыми наручами, зачарованными отражать атаки. В рукоятях мечей и кинжалов тоже поблескивали кусочки металла с магией.

Берилл вспомнил собственный меч, где по всему лезвию вились золотистые разводы орихалка. Бесценное оружие с очень мощными грёзами. Он обладал им по праву принца и наследника.

Комната казалась небольшой из-за многочисленной деревянной мебели и стола, полностью устланного бумагами. А вот на полу, в отличие от жилых помещений, не лежали ковры с мягким ворсом нанских овец, зато расходились узоры красочной мозаики.

Берилл с Агатом остановились одновременно и приложили кулаки к сердцу в традиционном военном приветствии, слегка склонили головы, как полагалось перед владыкой. Они единственные во всём Шеленаре могли не кланяться. И уж точно не преклонять колено.

Императора звали Рубин, хотя к нему не обращались иначе, чем титулами. Даже Берилл понятия не имел об имени души отца. Вообще-то обычно родственники знали подобные вещи, они открывались близким друзьям. Император не считал это нужным.

Суровый мужчина, почти полностью седой, а вот аккуратная борода оставалась темной. Император по возрасту и по статусу уже мог себе позволить не бриться гладко. Его лицо казалось грубоватым, но не лишенным изящества. Грубый камень с тонкой резьбой.

Алмаз больше всех из троих сыновей походил на отца. Но только внешне, а легким характером и постоянной улыбкой точно пошел в мать. Берилл же унаследовал глаза императора: изящный абрис с чуть опущенными уголками. Говорили, что из-за тяжелых бровей взгляд казался хищным, как у дикой птицы, высматривающей добычу.