Терзаясь сомнениями, я протянула руку и схватила тяжёлый электронный будильник. Оружие из него так себе, но ударит больно. Сзади меня скрипнула дверь, послышался шорох. Я обернулась и с замиранием сердца увидела высокую тень, мягко скользящую вдоль стены. Вот он, момент: замахнувшись, я броском, достойным профессионального бейсболиста, послала часы в полет.

Однако вместо рычания чудовища раздались звуки, которые показались мне неожиданными. Под аккомпанемент дикого вопля и грохота вспыхнул свет.

– Джи?.. – я сконфуженно замерла в нелепой позе, чуть нагнувшись вперёд.

Она качнулась, прижимая руку к виску. Сквозь пальцы, блестя в тёмных волосах, струилась кровь.

– О, Господи Боже! – я подбежала к бледной-бледной Джи, обхватила её и усадила на пол. – Что ж ты…

– Я пошла в туалет, – прошептала она, не в состоянии говорить в полный голос от дикой боли. – А свет включать не стала, чтоб тебя не будить… чертова маньячка.

Я растерянно обернулась в поисках телефона:

– Вызову «Скорую». Прости меня, Джи!

Подруга уже обмякла на моих руках – потеряла сознание. Судорожно дыша, я слушала прохладный голос в трубке телефона, предлагающий нажать единицу или двойку в зависимости от пожелания.


***


– Как это произошло?

– Я просто… испугалась.

Сидя в дурацкой пижаме в госпитале, я рассказывала врачу о том, что случилось. В ночное время больница была похожа на психбольницу из ужастика, особенно с этими жужжащими мигающими лампами дневного света в коридоре травматологии.

Врач хмуро заглянул в записи, цокнул языком:

– У неё легкое сотрясение мозга, придётся наложить швы. Чем вы ударили ее?

– Будильник, – я подняла на него глаза. – Мне показалось, что в комнате кто-то был.

– Хм, – врач подозрительно глянул на меня. – Зайдите в кабинет, медсестра сделает укол успокоительного. И не беспокойтесь за подругу – сейчас ей промывают рану, а потом наложат швы.

Я понуро кивнула и поплелась в его кабинет. Темнокожая медсестра набрала в шприц препарат, пощёлкала по нему указательным пальцем. Я сморщилась, когда игла проткнула кожу. Тысячи и тысячи молекул устремились по вене, мешаясь с кровью.

– Подействует в течении получаса. Пока ничего не ешьте. Желательно вообще лечь спать, – медсестра нажатием ноги открыла мусорное ведро и бросила внутрь использованный шприц.

– Спасибо, – вздохнув, я встала и заглянула сквозь стекло в палату, где лежала моя подруга. Две девушки в форменных халатах осторожно промокали голову Джи ватными тампонами, пока две помоложе стояли позади, прижав кулачки к груди.

– Студентки, – фыркнула позади меня медсестра. – Их первое ночное дежурство. Когда-то и я стояла на их месте, но моя практика выдалась пожестче, чем ранка на голове.

– Пожестче? – я оторвала взгляд от Джи и посмотрела на уставшее лицо медсестры.

– В реанимацию привезли женщину, которая упала со стремянки, прочищая водосточный желоб от листьев. Она ударилась головой о край крыши зимнего сада и зацепилась запястьем за кованую ограду вокруг дома.

– Часами? Браслетом?

– Запястьем. Острая пика вошла в руку и вышла насквозь. Черт знает, сколько она провисела там, но привезли её едва живую, с трещиной в черепе и сквозной дырой в руке. Такие вот дела.

Медсестра сложила руки на груди, глядя на меня немигающими глазами, похожими на совиные:

– Говорят, у служителей медицины нет сердец. Но вот что я скажу тебе, милая: если бы врач впускал в себя все трагедии, все смерти на его руках, всю чужую боль и слезы на глазах пациентов – он бы давно сошёл с ума. Медицина любит людей с большими сердцами, но просит держать их закрытыми.

Я медленно кивнула и вышла из кабинета. Мало-помалу меня охватывала апатия и усталость, а, значит, лекарство начало действовать. Темные коридоры казались заброшенными и полными призраками всех тех, кто когда-либо бывал здесь. Я сонно мотнула головой. Не время думать о призраках.