На борту царила уютная полутьма, нарушаемая только мягким светом ламп. Тихо, почти незаметно, за нашими спинами закрылась дверь. Мы сели в кресла, обитые тёмной кожей, приятно прохладной на ощупь. Я почувствовала, как тело утопает в мягкой обивке.

– Вина, пожалуйста, – попросила я, прежде чем добавить, не задумываясь: – И что-нибудь перекусить.

Меню меня не волновало. Еда – просто необходимость, особенно перед таким длинным полётом. Двадцать часов. Я окинула взглядом окно, за которым всё ещё виднелась серая мозаика облаков и бетонных плит аэродрома. Самолёт пока не тронулся с места, но это давало ощущение спокойного ожидания, предвкушения путешествия.

Я облокотилась на подлокотник, проведя пальцами по его гладкой поверхности, и наконец позволила себе выдохнуть. Здесь, в этой маленькой, замкнутой вселенной, можно было расслабиться. Не думать о делах, не разрывать себя между решениями. Полёт будет долгим.

– Ты решила прям сразу выпить? – голос парня прозвучал неожиданно, будто нарушая тихую гармонию, которую я пыталась создать.

Я не сразу повернулась к нему. Смотрела на вечерний вид Милана и уходящее солнце. Я сделала паузу, собирая свои мысли и эмоции, а потом, спокойно и даже немного лениво, ответила:

– С каких пор мы перешли на «ты»?

Мой голос звучал ровно. Я подняла взгляд и добавила, уже более жестко:

– Тебе вообще не следует разговаривать. Лучше молчи.

Его лицо чуть напряглось, но он ничего не сказал. Только на мгновение прикусил губу, словно решая, стоит ли возражать. Я же, не теряя времени, вытащила из сумки свою маску для сна и надела её на голову, оставив поднятой, как обруч. Эта мелочь, этот ритуал всегда успокаивал меня. Он означал, что я могу отключиться от мира в любой момент.

Почти сразу стюардесса подошла с подносом, на котором стояло всё, что я просила. Я взяла бокал вина, обхватив его ножку пальцами, и сделала глоток. Оно было лёгким, чуть терпким, с глубоким послевкусием, которое приятно согревало. Следом я обратила внимание на ризотто – кремовая текстура, тонкий аромат белого вина и базилика. Конечно, это работа отца. Он знал, что мне нравится, и всегда старался, чтобы всё было идеально, даже если нас разделяли сотни километров.

Пока я ела, самолёт плавно набирал высоту. Двигатели гудели где-то внизу, превращая мир за иллюминатором в белую пелену. Это всегда казалось мне странным: внизу целый мир, полный движения, жизни, а здесь, на этой высоте, лишь тишина и облака.

Я поставила тарелку на столик и снова потянулась к бокалу, откидываясь в кресле. Вино немного расслабило, но мысли всё равно цеплялись за что-то неприятное.

Почему прошлый телохранитель пропал? Этот вопрос сверлил моё сознание. Этот новый… слишком молодой, слишком разговорчивый. Он явно пытался показать себя, но это больше раздражало, чем внушало уверенность.

Я украдкой посмотрела на него. Он сидел неподалёку, смотрел в окно, но я знала – он постоянно на чеку. Может, это и правильно. Но в его взгляде читалось что-то другое – не опыт, а желание доказать свою значимость. И я была не уверена, что мне это нужно.

Доев нежное ризотто, я аккуратно отодвинула тарелку. Её тепло ещё ощущалось на кончиках пальцев, когда я поставила на маленький столик перед собой.

Я потянулась за бокалом, обхватив его ножку пальцами. Красное вино, глубокое и насыщенное, тихо плеснулось внутри, словно отзываясь на моё движение. Сделав небольшой глоток, я ощутила, как терпкость растекается по языку, оставляя после себя мягкое, почти обволакивающее послевкусие. Это вино – одно из тех редких удовольствий, которые напоминали, что в мире ещё есть место для спокойствия.