II THE HORROR. Когда я поняла, что должна тебя бояться Лиза Шашукова

Эта книга является художественным произведением, не пропагандирует

и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет.

Книга содержит изобразительные описания противоправных действий,

но такие описания являются художественным, образным, и творческим

замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.

Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы

с зависимостью.

Я несусь по какому-то очередному серому Питерскому проспекту на своей матово-серой BMW, потому что ещё не решила, что лучше – разбиться в попытке уехать от преследования ГИБДД или попасть под статью двенадцать, пункт восемь. Вообще, я собиралась в SPA-центр привести себя в порядок, потому что на вечер у меня грандиозные планы. Металлический голос из громкоговорителя доносится до меня еле уловимым скрежетом:

– Чёрный BMW, гос номер «ХАМ», срочно остановитесь!

Как он понял, что моя машина чёрная, я не знаю, ведь я не мыла её уже два года, с тех самых пор, как неадекватный клон моего парня разбил заднее стекло. Плотная плёнка, приклеенная скотчем вместо окна, меня вполне устраивает, но помыть машину на автоматической мойке с таким оконным протезом – невозможно. А заезжать на мойку с реальными людьми я не хочу.

– Чёрный BMW, немедленно остановитесь! Последнее предупреждение!

Я открываю пассажирское окно и выкидываю пакетик с белым содержимым, который вылетает из машины на скорости девяносто километров в час. Надеюсь, он приземлился не на лобовое стекло гаишников. Затем увеличиваю громкость музыки, смотрю на себя в зеркало, вытираю нос и стараюсь вылепить на своём лице искренне удивлённый вид. Резко нажимаю на тормоз и жду, когда ко мне подбегут пузатые властелины дорог.

– Извините, офицер, у меня громко играла музыка, я не слышала Вас!

Притворяться шлангом – это хорошая, эффективная и рабочая стратегия. Я периодически пользуюсь.

– Выйдите из машины!

Я аккуратно и медленно, чтобы он не пристрелил меня в истерике, выхожу из машины. Какая страсть! Какая экспрессия! С таким количеством висцерального жира можно умереть от переживаний такого сильного спектра.

– Ваша машина в розыске! – чуть отдышавшись, говорит майор – Возьмите документы и проследуйте в служебную машину.

Я уже минут пятнадцать молча сижу на заднем сидении милицейской, точнее теперь полицейской, «Тойоты». Майор стоит на улице и периодически переговаривается по рации. Открываю контакты в своём чёрном IPhone. Набираю в поиске «Мудак» и перехожу в карточку контакта. Смотрю на красную кнопку «разблокировать абонента» и вожу большим пальцем над ней по кругу, потом делаю петлю и вырисовываю восьмёрку. Знак чёртовой бесконечности. Закрываю глаза. Мотаю головой. Открываю глаза. Закрываю контакт. Смотрю в окно.

Резким рывком к моему временному пристанищу с мигалками на крыше подъезжает полицейский BMW. Я закатываю глаза. Не могу поверить, что я только что хотела разблокировать этого мудака! Я с силой толкаю дверь изнутри, истеричный майор тут же кричит мне:

– Оставайтесь в машине!

Клон моего бывшего парня выходит из своей машины и говорит ему:

– Я разберусь. Помощь не нужна.

Я злобно шепчу, быстро приближаясь к Мише:

– Ты больной? Машина в розыске? Серьёзно?

Не дожидаясь бессмысленного и лживого ответа, возвращаюсь к своей машине, прохожу мимо неё и иду дальше по обочине, в поисках выкинутого пакетика, который никто и не собирался обнаруживать. Объектом была я, а не мой пакетик.

Клон громко говорит мне в спину, догоняя:

– До тебя не дозвониться! Дома тебя не бывает. У меня к тебе серьёзный разговор.

Меня злит не сам факт нахождения моих номеров в розыске, а то, что Миша считает возможным поступать так со мной. Почему они все это делают? Это вопрос ко мне, а не к ним. Со мной так можно. А кто разрешил? Кто запретил? Это тоже вопросы ко мне.

– Какие основания, господин полковник полиции, – я интонационно иронично выделяю слово «полиции», – для объявления моей машины в розыск? Вы знаете о существовании внутренней службы безопасности? О прокуратуре? О личной жизни других людей?

Я продолжаю искать свой подсластитель реальности на пыльной обочине, пока говорю это.

– Ой, заткнись! Ты знаешь о существовании статьи за управление транспортным средством в состоянии наркотического опьянения?

– Знаю! Твой лучший друг мне что-то об этом рассказывал. Ты должен знать эту историю, ведь тогда твои подчинённые что-то напутали в документах, включая данные о пострадавших в аварии и анализе крови виновника! – гавкаю я между делом, заинтересованно поднимая только что найденный пакетик на солнечный свет.

Клон Миша невротично оглядывается по сторонам в поисках свидетелей и хватает меня за руку. Репутационные риски. Всё-таки он в форме и обязан меня задержать. Но я уверена, что ему очень не хотелось бы этого делать. Дёрнешь за одну ниточку, клубок начнёт разматываться и в итоге окажется, что эта ниточка была последним элементом, на котором держалось твоё белое пальто. Или полицейский китель.

– Ты! Ты! Ты…– он старается подобрать слова.

– Отцепись! Меня это больше не заводит, милый, – я выкручиваю руку из его клешни и наигранно улыбаюсь. Во мне давно не осталось правды.

Он делает вдох, чтобы успокоиться. Затем говорит:

– Не рамси, я не для этого приехал. Есть маза по Диме.

Я перевожу взгляд с пакетика на свою серую BMW на аварийке. Ужас, застывший в моём животе в зале суда два года назад, сейчас немного приподнялся и чувствуется в районе груди.

– Что? Я не понимаю твоего быдлятского языка!

На самом деле, конечно же, я понимаю, что он имеет в виду, но я хочу оттянуть этот разговор на как можно больший отрезок времени. Осталось около девяти лет. Сомневаюсь, что смогу оттянуть этот разговор на девять лет.

– Ты слышала об амнистии?

Я смеюсь и стучу пальцем по виску:

– Экономические преступления!

– Да, есть варианты… Пошли в машину, надо обсудить.

Он берёт меня за руку, как это делают нормальные люди, когда хотят сблизиться, но мы не нормальные люди и мы не хотим сближаться, просто он таким образом пытается скрыть содержимое моей кисти. Репутационные риски, да.

Мы подходим к моей матово-серой машине, на капоте которой отчётливо читается выцарапанное слово: СУКА. Я сажусь на пассажирское сиденье и высыпаю содержимое пакетика на подлокотник. Клон садится за руль.

– Будешь? – спрашиваю я и достаю банковскую карту из сумки.

– Давай, – отвечает Миша и достаёт пятитысячную купюру из кармана. – У меня есть знакомый, который может помочь переквалифицировать статью, – он скручивает купюру в трубочку, но чувствуется будто скручивает моё горло, – сама понимаешь, тема не стопроцентная, но попробовать стоит.

Я молча бью ребром кредитки по веществу, за хранение которого сидит в тюрьме человек, о вызволении которого мы сейчас так мило беседуем.

– Нужны деньги. Много, – он протягивает мне трубочку. – Я дам половину.

Я поспешно подкручиваю контрастность реальности и возвращаю трубочку Мише. Он делает то же самое.

– И ещё. С этим придётся завязать, – он обводит рукой подлокотник, а потом прищуривается, чтобы лучше рассмотреть вибрирующий на моих коленях IPhone с фотографией парня в зеркале, демонстрирующего свои кубики пресса и именем контакта «Рома».  – Это вообще кто? – Миша недоумённо спрашивает, будто в его голове только что разорвалась их общая с Димой фантазия, что я их собственность. Недвижимая.

Мне одиннадцать.

Я смотрю в окно на своего соседа, парня четырнадцати лет, который возвращается с занятий в музыкальной школе. На его спине чехол для гитары. Я очень хотела бы дружить с этим парнем, но он старше меня на три года. Такая разница в пубертатный период – невосполнимая чёрная дыра. Я для него малолетка. Через двенадцать лет Рома расскажет мне, что это не гитара, а кий, и мы будем хохотать, но сейчас я романтизирую его образ гитарой, которую рисует моё детское воображение, находясь в стадии активации травмы отвержения. Эзотерики утверждают, что эти травмы входят в наш жизненный план ещё до рождения, поэтому люди, которые, как нам кажется, травмируют нас, на самом деле только активируют боль, которая была запланирована. Люди всего лишь треки.

Мне двадцать три. Лучший друг моего бывшего парня требует от меня объяснений существования Ромы. Я с нескрываемым раздражением закатываю глаза и отвечаю:

– Парень мой!

Миша неодобрительно поднимает брови, швыркает носом и пафосно отвечает:

– Разберёмся.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Эта ненавистная история с её ненавистными участниками снова здесь. Обрушилась на меня в один миг. Отняла у меня всё. Учитывая то, что произошло вчера, это кажется сговором! Глубокий вдох. Через свёрнутую в трубочку пятитысячную купюру. Я не могу поверить, что это снова происходит со мной.  Мне приходит сообщение от Ромы: «В кино пойдёшь?». Клон внимательно смотрит на экран моего телефона. Я специально поворачиваю его так, чтобы он мог прочесть. Затем говорю:

– Миша, меня моя жизнь сейчас устраивает. Я понимаю, что ты делаешь всё возможное для своего друга, – я интонационно делаю ударение на слове «своего», пытаясь подчеркнуть, что Дима мне больше никто, – я продам машину и квартиру, но я не вернусь в качестве утешающей и залечивающей его раны. Всё закончилось. Я не его собственность, – и через пять секунд многозначительного молчания добавляю – и не твоя.