Как же я не люблю ошибаться. Чтобы отогнать неприятные мысли, вскочил и помчался в ванную.

Знакомо ли вам ощущение, когда просыпаетесь утром, ещё не полностью отпустив ночные грёзы, ещё не до конца вернувшись в реальность, а на вас внезапно обрушивается плита из горя и отчаянья? А вы даже не понимаете ещё, что она означает. Так бывает, когда происходит что-то из ряда вон выходящее, настоящее горе, которое перетряхивает душу, как нищий на помойке приличного вида сумку.

Я переводил взгляд с предмета на предмет, а они теряли краски, словно я использовал хитрый фильтр. Утренний сон отступал, и я видел перед собой мамино лицо. Всюду, куда не поворачивался.

Всё это время мне было достаточно того, что она жива и живёт за городом. Я даже не чувствовал потребности съездить в гости. Сейчас мне хотелось орать, кататься по полу и царапать себе лицо.

Не могу, не могу сейчас погрузиться в эту хтонь! Я. Должен. Найти. Нину. Во всём разобраться.

Заставил себя умыться, несколько раз тоскливо позвал Блонди, затем щелкнул пальцами и попытался почувствовать Нину. Ни в чём не преуспел.

А в ванную уже проник манящий запах с кухни. Бабушка нажарила сырников. А мне снова даже смотреть не хотелось на еду, и странным образом снова, как только сел за стол, почувствовал голод.

За завтраком мы болтали, стараясь не затрагивать ни смерть мамы, ни моё расследование. Нам требовались передышка, глоток кислорода, минута спокойствия, пусть даже и мнимого. Удивительно, но было хорошо, несмотря на поселившуюся в душе боль. Я падал в пучину и выздоравливал одновременно.

Поблагодарив бабушку за вкусный завтрак и чмокнув в щеку, я решил отправиться домой, чтобы поговорить с Алей и переодеться. Но бабушка догнала меня у порога и что-то сунула в руку.

Я разжал ладонь и увидел цепочку из белого золота, с кулонами в виде животных, покровителей нашего рода. На меня смотрели белка, змея и кошка.

– Ба…

– Возьми. Чувствую, тебе пригодится.

– Ба, но это женское украшение!

– Не говори ерунды, – рассердилась бабушка. – не женское, а магическое! В нём сила нашего рода. Раньше принято было как: старшая в роду амулеты передала, ей в ноги кланялись, край платья целовали!

Я с серьёзным видом поклонился и сделал попытку поцеловать нижний край бабушкиной штанины.

– Иди уже, – рассмеялась «моя старшая из рода». – Не паясничай! И береги амулеты. А главное, себя береги, родной.

Мы обнялись, и бабушка настояла на том, чтобы собственноручно надеть цепочку мне на шею.

Поскольку Саша забрал майбах, пришлось ехать на такси. И тут я ещё раз осознал, насколько вчерашнее происшествие на кладбище выбило меня из колеи: каждое утро начиналось с того, что я, едва открыв глаза, первым делом хватался за телефон. Но сегодня про него даже не вспомнил и стал искать только чтобы вызвать машину. Вчера бабуля выключила сотовый, чтобы мне не мешали спать, и, включив его сейчас, я обнаружил семь пропущенных от Али.

Набрал подругу уже в такси:

– Привет.

– Привет, – голос Али звучал нейтрально-сдержанно.

Подруга не добавила ни «зайка», ни «зай», что ж, я заслужил.

Я мучительно думал, стоит ли делиться с Алей новостью о смерти мамы прямо сейчас. С одной стороны, это сразу сняло бы все вопросы, с другой – не хотелось говорить при постороннем. Аля наверняка засыплет вопросами, а отвечать при таксисте, пусть я его никогда больше и не увижу, не хотелось.

– Прости, пришлось вчера кое-что обсудить с бабушкой, и я вырубился от усталости прямо за столом. Даже не помню, как ба довела меня до кровати. Уже еду домой, скоро буду. Расскажу подробности.

Аля немного помолчала, а затем с нескрываемым сарказмом спросила: